Помните, как когда-то ваши кулаки сжались в первый раз? Не знаю, что явилось причиной, предположим, на вас накричал папа. Не важно – справедливо или нет. Но кулаки сжались, а может быть, я ошибаюсь - и вспотели ладони, или ноги сами собой подкосились. Вы сгорбились и постарались быть очень-очень маленьким – так чтобы никто вас не увидел и не нашел. Было страшно и больно. Помните?

А потом это случилось вновь и вновь. С учительницей, соседкой, хулиганом. Раз за разом рождалась и закреплялись одна и та же реакция. Пока не стала совершенно автоматической. Пока не стала возникать сама, безо всякой связи с происходящим – как рефлекторная защита, как часть нашей натуры. И вот нам уже кажется, что эта реакция и есть мы, неотъемлемая часть нашей самости. И считаем, что сжатые кулаки или потеющие ладошки – вовсе не приобретенная, а врожденная черта, что такими нас и сделала природа, с потеющими ладошками... Вот так и рождается привычка. Та самая – работающая без нашего контроля, без включения сознания. Сама по себе. А привычка, как учил нас Аристотель, и есть вторая натура...

И вот, представьте, мы повзрослели. Свои дети. А на похожую ситуацию мы реагируем точно так же, как в детстве – стараемся стать маленьким, а кулаки всё так же сжимаются (или ладошки всё так же потеют). На любую ситуацию, которая кажется просто ничтожно похожей (а на деле может являться и непохожей вовсе), тело реагирует уже без нас – само по себе, на всякий случай. И с каждым разом все закрепляет знакомый рефлекс. Еще только возникает намек на малейшее противостояние, как пожалуйста: тело уже отреагировало. Думаете, нашему сознанию это известно? Увы, нет. В лучшем случае мы внезапно можем обнаружить себя сгорбленными и сжатыми. А обычно и этого мы не замечаем, считая, что причина не в нас, а во внешних обстоятельствах. Тело ведь уже не предупреждает нас заранее ни о чём. А лишь, считывая информацию, выдает реакцию.

Происходит это примерно так: вот сейчас-сейчас Вася расстроится… Рррраз - и готово. Тело готово. И подсказка, кстати, тоже готова. Та самая – от папы, учительницы, соседки и хулигана. Это ведь повторилось в жизни Васи столько раз, что не может считаться неправильным. А причина и следствие между тем давным-давно поменялись местами. Причина стала следствием, а следствие - причиной. И Вася, уже ни о чём не думая, как впрочем, не особо думал и раньше, привычно сжимает кулаки, горбится и орет. Да-да, теперь он еще и орет – потому что стал взрослым, потому что может себе это позволить. Потому что так долго молчал раньше, будучи не в силах осознать собственный страх и боль. Орет, только чтобы отогнать от себя подальше этот неосознаваемый кошмар из далекого прошлого, ставший его жутким настоящим. Отогнать хотя бы на короткое время. И если не обратить на тело внимание, оно так и продолжит подкидывать нам свои реакции, которые будут трактоваться нами как следствие, а вовсе не как причина.

Нет другого объяснения тому, что мы по-настоящему злимся (телесно!) на минимальное несогласие с самыми любимыми людьми. Корчим страшные физиономии, словно стараясь отпугнуть врага, напрягаем руки, как будто готовы к удару, сучим ногами, словно немедленно ринемся вперед или наоборот убежим с места битвы. Никак не объяснить, почему мы раз за разом устраиваем скандал на пустом месте, а потом долго и мучительно пытаемся анализировать происшедшее, так, впрочем, и не находя удовлетворительных ответов. И почему с годами наши собственные реакции начинают нам все больше напоминать подзабытые ужимки и гримасы наших давних знакомых и близких. Мы ищем рационального – и придумываем сами для себе все новые причины собственного поведения: меня не нужно было раздражать, я всегда так реагирую на несогласие, он(а) знает, что не надо было просить новую игрушку.... Нет конца этим ситуациям, а тело все реагирует и реагирует. И делает это, заметим, совершенно рационально. Правда, почти без нашего участия.

Однако, есть и разница с той, давней детской ситуацией. И заключается она именно в том, что теперь-то мы сами оказались на месте взрослого. И ответственность кажется огромной, почти непосильной. Ответственность перед тем маленьким мальчиком, безмолвно стоящим перед орущим папой. И нашу реакцию эта ответственность удесятеряет. Вот и кричит человек от этого тяжелейшего груза. Вот и пересыхает в горле (становятся ватными ноги, стучит в висках, немеют руки – у каждого свое) все больше и больше.

Знаю, знаю, что говорю вещи далеко не очевидные. Что нас раз за разом учили искать причину, а лишь потом рассматривать реакцию – как следствие этой самой причины. Вот так и перепутали мы окончательно причину и следствие. Так и возникла ситуация-перевертыш, когда, накричав на ребенка, вместо того, чтобы понять, что произошло СО МНОЙ я вынужден кропотливо выискивать, что именно В ЕГО поведении эту реакцию спровоцировало. А кто ищет – тот, как известно, всегда найдет… А дальше – привычное чувство вины… И все по новой.

Строго говоря лучшее, что мы могли бы сделать – это перестать винить себя самих и начать жить с тем, что происходит с нами «здесь и сейчас». Ведь мы выдаем те или иные реакции именно здесь и сейчас, давно уже вне всякой связи с изначальной причиной, породившей привычку. С этой точки зрения не так уж и важно, как именно это с нами произошло впервые. Мы, ей-богу, ни в чем не виноваты, мы живые, и наши реакции – часть нашей человечности. Поэтому вместо того, чтобы погружаться все глубже в дебри причинно-следственных связей, гоняясь за химерами и ища для себя странные оправдания в духе короля из «Обыкновенного чуда» («это не я, во мне бабушка по материнской линии проснулась»), стоит работать с тем, что есть. Как это сделать? Не так уж сложно: просто заметить, когда тело так предательски обманывает нас. Осознать это. А поскольку тело это НАШЕ – нам и карты в руки. Если постараться не впадать в тяжелую галлюцинацию, помогающую объяснить наше нелепое поведение и во что бы то ни стало найти, кто на этот раз несет за него ответственность, можно просто заметить, как ведем себя мы сами, ведем физически: руки, ноги, горло, поясница.... Физически. Заметить и получить ключ доступа к собственным реакциям.

А дальше – новая привычка начинать с самих себя может изменить все: от отношений до судьбы.*

*Продолжение темы, начатой в статье "Тело как педагогический инструмент"

Должен сказать, я никогда не писал практически ничего об оценках, несмотря на многочисленные просьбы и даже настоятельные рекомендации, просто потому, что всегда считал для себя эту тему очень понятной. Но в последнее время разговор этот возникает вновь и вновь — с коллегами, с друзьями, с родителями. Значит, говорить надо. Ну что ж, давайте.

Сразу скажу: дело вовсе не в том, что я категорически против оценок, я просто действительно совсем-совсем не понимаю, как оценка в школе может явиться хоть каким-то образовательным (педагогическим) инструментом. Штука в том, что весь мой опыт доказывает обратное. Да и опыт коллег, по моим наблюдениям, приводит к единственному выводу: оценка не просто вредна — она развращает личность, убивает любопытство, приводит к конфликтам и комплексам.

Хотите доказательств? Пожалуйста! Желание получить положительную оценку (и избежать отрицательной) постепенно становится сильнейшей мотивацией. Настолько сильной, что часто она покрывает все остальные мотивации. Потому и вводится в манипулятивных системах дрессировка с самого раннего детства. Начнем с простейших примеров: скажем, за обедом человек хочет поскорее выпить компот. При этом знает, что положительную оценку («ты хороший мальчик») он получит в случае, если съест суп. Как ему поступить? В рамках приобретенного условного рефлекса — реакция на положительную оценку — он принимается за суп. Получает подкрепление в виде похвалы (оценка). Как вам кажется, сколько раз ему нужно побывать в подобной модели, чтобы она закрепилась? Нескольких будет достаточно, не правда ли? Что станет результатом? Его неумение определить, чего он на самом деле хочет? Познание принципа зависимости отношений с мамой от ее субъективной оценки? Что взрослые лучше знают, как жить? Организм, черт возьми, подсказывает, что он хочет компот (рис с овощами, макароны и пр.) а мир диктует, что нужно есть суп! Как тут быть? Однако эта дилемма не вечна. Оценка — наркотик, ежедневное применение которого снимает все эти вопросы. И постепенно вытесняет истинные мотивации.

Слишком примитивно? Этот же механизм работает точно так же и в более сложных случаях.

Давайте про школу. Взгляните на пятибалльную оценочную систему: ничего странного не замечаете? Из пяти возможных вариантов три – отрицательные (причем один из них — единица — практически никогда не используется), остается хилая дифференциация между 4 и 5… Что мы хотим сказать с помощью этих сомнительных инструментов? Даже приблизительной объективности не получается. Представьте, у человека в диктанте было 20 ошибок, он долго работал и в следующем сделал только 8. И что же? Опять двойка! Между тем его успех намного больше, чем у отличника, который, исправив одну-единственную ошибку, перешел от четверки к пятерке. Равно как и за сданный чистый лист он получит не ноль, что было бы хотя бы логичным, а все ту же двойку. Неужели вас это не смущает? Как объяснить это детям? Разве такая система может стать хоть сколько-нибудь серьезной и честной обратной связью — поддерживающей, обучающей….

Девочка Света выучила письмо Татьяны и получила пятерку. Мальчик Ваня не выучил письмо Евгения и объяснил, почему он этого не сделал (его раздражает лживость и манипулятивность письма). Два. И это — в полном соответствии со стандартом.

Государственная контрольная в нашей школе. Второй класс. На картинке — гнездо и домик. Вопрос: объясните, что общего и в чем разница. Наш ученик отвечает: «Разница в том, что в гнезде живет птица, а в доме — человек, а общее то, что в гнезде живет птица, а в доме — человек». Ответ, на мой взгляд, на грани гениальности. Прикажете поставить пару, в соответствии со стандартом? Сказать что-нибудь типа «ты молодец, но мир этого не оценит?» Нет тут подходящих вариантов. Но есть вопрос: зачем оценка? Разве без нее мы не сможем понять, что человек знает, а чего не знает?

Могу предложить вам жестокую и опасную проверку: введите на недельку жесткую оценочную систему в собственные женско-мужские отношения и увидите, с какой скоростью рухнет все. «Дорогой, сегодня за наш секс ставлю тебе 4 с минусом…» — «Дорогая, тебе троечка за сегодняшний вечер». Смешно, не правда ли? Вот и в отношениях с детьми — смешно.

Оценка приводит к тому, что человек учится соответствовать не самому себе, своим желаниям, мыслям, интересам, а учебнику, взглядам учителя, вообще взрослого. Он постепенно теряет умение взаимодействовать с миром, выбирать.

Это неправда, что без оценок «они» не учатся! Ну совсем неправда! Эта формула возникает только в одном случае: происходящее вне уроков намного важнее происходящего внутри. И еще один обязательный элемент: сам оценивающий часто страдает сильнейшим комплексом неполноценности. Стоит только построить вместе с учениками яркий, интересный процесс, необходимость в оценках отпадает сама собой.

Был у меня когда-то такой случай. Меня пригласили в одну из школ провести с учениками 9-10-11 классов «День чтения» (есть, как оказалось, и такой день…). Мы с участниками нашли малоизвестную сказку Андерсена и организовали большую открытую конференцию, в процессе которой они в малых группах читали, свободно ходили по залу, обменивались мнениями, трактовали, задавали друг другу вопросы, спорили. Практически не было не вовлеченных в процесс (а почему бы им быть, ведь речь шла о собственной трактовке, об отношении текста к нашей жизни). И тут ко мне подошли две учительницы этих детей. «Как здорово! Мы никогда их такими не видели! Можно мы поставим оценки?» Я, конечно, оторопел: «Зачем?» — «Просто мы действительно никогда прежде не слышали голоса некоторых из них, а сейчас они так активны. Это поможет нам поставить им в четверти хотя бы тройку…»

Ну и как вам? Все еще не достаточно доказательств? Талантливые, яркие, активные получат «хотя бы тройку». Легко, конечно, свалить все на учителей, сказав, что они просто не умеют организовать интересный урок. Я уверен, что это не так. Просто сами учителя оказываются заложниками оценочной системы и теряют постепенно собственную ориентацию, собственную способность к творчеству.

В процессе учения, познания, безусловно, человеку необходима «обратная связь». Ну так и дайте ее! Начиная с раннего детства. Разговор о том, что вы думаете, что чувствуете, что вам мешает, что помогает, каков ваш опыт, предложение поддержки — все это намного действеннее, чем оценочное «молодец, хороший мальчик, вот теперь ты мне нравишься» (Мне! Вот в чем истинная цель — понравиться высшему существу!)

В школе же все еще проще: человек учится, это так интересно! Зачем подменять его желание познавать мир желанием понравиться учителю, соответствовать некоему стандарту? Сколько потерянных поколений еще необходимо для того, чтобы понять, насколько это опасно? Сначала «подсадим» на оценку в качестве главного мотора, а потом носимся в поисках утраченной самости ребенка. «Он ничем не интересуется…»

Знаете, когда к нам приходят дети из других школ, то, о чем говорилось выше, проявляется как на негативе. Поначалу они в принципе не в состоянии поверить, что будут приняты такими, какие есть. В этом смысле они проходят довольно непростой период адаптации. Это такой же непростой период и для нас: ведь одно дело, когда человек делает что-то, ибо в противном случае его осудят, и совсем другое — когда он выбирает сам как поступать. Одна история, когда он постоянно получает «месседж» окружающего мира типа «мы-то знаем, как поступать правильно, знаем все правильные ответы, и тебя скоро научим», и другая — учиться самому принимать решения, открывать свой собственный интерес, следовать ему, находить неожиданные пути и решения (о которых учитель может и не догадываться). Открыть заново, что урок может быть интересен сам по себе, вне зависимости от того, как тебя оценивают, — это, верите ли, непросто. Особенно если до этого главным мотором была оценка. Противоположные системы координат...

Как-то меня спросили: вы, наверное, говорите не об оценках, а об отметках? А что, действительно есть разница? Разве отметка не является простым выражением вашего оценивания? Разве не на нее реагирует ребенок — радостно или с горечью? Разве это не пустое словоблудие, в конце концов?

Манипулятивная система требует манипулятивной же поддержки. Не поэтому ли так часто предлагается и такое оправдание: «Сейчас он учится важному принципу: как поработаешь, так и получишь. Поработаешь хорошо — получишь пять, поленишься — получишь два. Вот вырастет — будет так же: поработает (поучится) хорошо — получит большую зарплату (должность, положение), поленится — будет прозябать под забором». И первое, и второе — ложь! Уверен, за примерами читателям далеко ходить не придется.

Я снова и снова возвращаюсь к своему излюбленному вопросу: зачем? Если ответ — обратная связь, то намного проще дать ее на словах, объяснить, что к чему, найти вместе ошибки, предложить путь к их исправлению, пониманию.

Оценка — один из главных якорей учителей и родителей, не умеющих или не желающих сделать жизнь интересной, как для себя, так и для другого.

Вот и даем мы в ответ на простой вопрос «зачем учиться» взаимоисключающие ответы: учиться нужно для себя, но на оценку других. Как это? Сами подумайте!

В очередной раз прочёл: "учитель должен любить детей". И в очередной раз не понял: что имеется в виду. Как это — любить?

Боюсь, на принципе любви к детям базируется все то зло, которое взрослый мир ежесекундно совершает в отношении детского. Именно с этого заявления начинается нивелирование личности ребёнка, дискриминация его по возрасту. Как только мы произносим "я люблю детей" (всех, без разбора, они ведь такие пусечки), мы одним махом снова делим мир на своих и чужих. Для проверки достаточно представить ребёнка, который говорит "я люблю взрослых". Не получается? Вот то-то и оно. Ребёнок ещё не стал расистом, шовинистом, националистом. Он ещё не научился превозносить формальные признаки одних людей относительно других (возраст, пол, национальность, расу и пр.)

Представьте, я ни разу в жизни не встретил учителя, который сказал бы "я не люблю детей", а между тем многие из них совершают самые настоящие преступления против этих самых детей. Равно как и многие родители, которые, приговаривая как мантру "это я любя", день за днём идут на вопиющие ограничения прав своих любимых. Да что повторяться - столько об этом говорено!Получается так: моя любовь оправдывает всё (или почти всё), что я делаю. Любимый потерпит, это ведь для его же блага!.. Моя так называемая любовь как будто определяет мои права - на ограничение свободы, на личностное подавление, на т.н. воспитание. И откуда-то берётся в нас уверенность, что когда-нибудь мне отплатят не подавлением и ограничением моих прав, а любовью...

Подобно тому, как с заявления "я люблю белых (или черных)" начинается расизм, с утверждения "я люблю детей" начинается взрослый шовинизм.

Нас приучили к тому, что вопрос "что такое любовь" не предполагает конкретного ответа. А ведь это совсем не так. Любить — значит делать жизнь любимого комфортней, приятней, полнее. Значит идти на уступки. Значит становиться лучше рядом с нашими любимыми. Значит самим получать огромное удовольствие от подарков, которые мы дарим, от проведённого вместе времени, от построения отношений, ещё от много-много чего. А еще значит делать любимым поменьше гадостей. Просто потому что не хочется их делать.

А учитель пусть честно занимается своей работой. Бережно, тонко, осторожно. Пусть профессионально задаёт рамки, в которых мир предстает принимающим и прекрасным. И в которых детям будет понятно, что это такое — любовь.

Основой отношений является личность. Вернее - взаимодействие личностей. Конкретных. Поэтому любовь тоже совершенно конкретна. Не нужно любить всех, просто позвольте себе любить одного, того, который рядом. По-настоящему любить. Пусть ему будет хорошо, ага?

Эх... Опять, наверное, скажут, что я взрослых ругаю...

Уж как нынче много разговоров на тему так называемого раннего развития. А ещё больше прямых спекуляций: ну как же, разве ребенок вырастет достойным человеком, если мы не будем изо всех сил его развивать! Что значит это самое "развивать", впрочем, мы задумываемся редко — да и к чему? Главное ведь "смело в бой" — не могут же все вокруг ошибаться! Вот и воюем мы с ним и сами с собой: ему уже четыре, а он все ещё не читает, ей скоро пять, а музыкальный инструмент так и не выбран, в свои шесть он не может ни на чем остановиться - только пробует и бросает...

В попытке разобраться я и предлагаю вашему вниманию неспешную беседу о пресловутом раннем развитии.

– Раннее развитие – миф, мода или необходимость?

– Просто способ зарабатывания денег, вот и все. Фантазия, что мы должны становиться такими, как кому-то представляется, она же странная сама по себе. И про раннее развитие: оно идет рука об руку с представлением или обманом, что человек сам, будучи в открытой, нормальной, интересной среде, не наберет самостоятельно то, что должен. Наберет совершенно точно, куда он денется.

– В студии раннего развития ты не веришь?

– Я верю, что есть замечательные учителя и преподаватели. Впрочем, смотря что ты имеешь в виду. Есть, например, такой проект «Вместе с мамой», я как-то случайно туда попал в субботу утром. Приходят мамы, папы с детьми, там играет музыка, они под эту музыку замечательно проводят время. Очень прикольно. Что же я, против, что ли? Как мы с тобой ходим в клуб, музей, хорошей компанией уезжаем за город, здесь то же самое. Не знаю, насколько это студия раннего развития, это сама жизнь так устроена. Хорошо ли рисовать с детьми? Замечательно. Хорошо ли вышивать вместе? Чудесно. Вместе готовить еду? Просто счастье. Валяться на диване? Тоже очень весело.

– Когда меня спрашивают, куда ты водишь своего ребенка, и я отвечаю, что никуда не вожу, всегда встречаю недоумение: а почему не водишь? И вроде как я должна объяснить, почему же не вожу никуда.

– В том, что ты сейчас сказала, очень значимы глаголы: не «куда твой ребенок ходит», а «куда ты его водишь?» Это и прокладывает жесткую колею, которая упирается в никуда. У дяденек и тетенек просто есть фантазия, куда твой ребенок должен ходить, чтобы развиться. И если их спросить: «А что с ним станет, если он не будет туда ходить?», ответ будет: «Как вы можете об этом говорить? Как вы вообще можете так ставить вопрос?» А ничего не будет. Ребенок же в это время не в безвоздушном пространстве находится: он тусуется с мамой, смотрит вокруг, набирается впечатлений. Которые уж точно не хуже впечатлений в студии раннего развития.

– Такие студии появились массово несколько лет назад. И если ты говоришь, что это маркетинг, то он нашел отклик в сердцах очень большой. Почему?

– Родителей поймать очень легко. Есть родительская тревожность у любого родителя, это вещь объективная. Мы волнуемся, что чего-то не додадим, что что-то сделаем не так. Произвести на этот счет манипуляцию с любым из нас довольно просто. Делают это все, кому не лень, помимо частных предпринимателей, государство тоже любит с этой темой поработать.

– Как?

– Нормы, при которых, приходя в первый класс, нужно уметь читать. Это же удивительная история, что это вообще такое. А школа зачем тогда нужна? Пика это достигает в ненавистной мною системе профориентации: когда человек в 14-15 лет должен знать, кем он будет. Мне кажется, человек в этом возрасте не должен знать, кем он будет, и наоборот, правильно, если он не знает и проверяет все, что его интересует и цепляет.

С точки зрения государства и управления очень удобно, если мы в 14 лет знаем, кем мы будем. И они заодно тоже это знают.

Наши родители, наши бабушки ведь очень гордились тем, что в их трудовой книжке всего одна запись. Подумай только: одна запись в жизни. Человек вообще ничего не попробовал, ты понимаешь? Человечность ведь наша как раз и проявляется в том, чтобы пробовать новое, менять все время разные вещи.

Разве я не могу передумать?

А способы манипулирования и управления бывают разные. Например, мы говорим ребенку: «Если ты что-то сказал, ты должен так сделать». Да? А разве я не могу передумать? Разве моя человечность не в том проявляется, что я что-то сказал, потом взвесил и понял, что ошибся. Дальше инструментарий, как я это делаю, чтобы человека не подвести, не нарушить что-то, но тем не менее. Это инструмент, а моя человечность проявляется в том, что я что-то меняю.

«Он занимается музыкой, а теперь хочет бросить. А мы ему говорим, что надо доходить».

– Музыкальную школу.

– Да даже просто кружок в четыре года. И это еще можно сдобрить такой приправой: «Ты же сам хотел!» или «Мы же договорились!» Это же стопроцентная манипуляция: договора не было, он ничего не хотел, он просто очень хорошо относится к маме, и она его обманула, воспользовалась тем, что она для него – очень важный человек, а он ей поверил, дурачок.

– А маме-то почему так важно закончить? Ее саму так научили?

– Совершенно верно. Мама в этот момент сама манипулируема, мы сказали уже, как. Она не останавливается и не задумывается о том, как это прекрасно, если человек в четыре, пять лет попробовал немножко, что такое флейта, потом попробовал немножко, что такое театр, изо, шахматы. Это же здорово.

– Ты опередил мой вопрос. Когда предлагаешь много разного, и человек себя в этом ищет. Тут всегда есть опасность: у тебя сначала получается, а потом, встретив первую же трудность, ты дальше не шагаешь.

– Это правда. Но в реальности же есть преподаватель, и это как раз его задача: как сделать так, чтобы эту трудность стало возможным и интересным преодолеть. Это человек, который силы дает, пути представляет. А если преподаватель сидит и повторяет одно и то же про то, что если встречаются трудности, их надо преодолевать, чем он помогает? Все в порядке с трудностями. Это ведь тоже особенности нашего языка: одно дело – говорить о том, что сейчас тебе будет трудно. Другое дело – сказать, что ты сейчас сделаешь следующий шаг. Совсем разные вещи.

Здорово, когда у человека есть опыт что-то начать, а потом оставить это, передумать. Нужно ли в этот момент, чтобы человек 4-5 лет умел объяснить, что к чему? И да, и нет. Я имею право какие-то вещи оставлять без объяснения. А мама эта бедная, или папа, которые говорят, что нужно обязательно доводить все вещи до конца, они же находятся в этой парадигме, заведенной когда-то.

Если задуматься, что такое детскость? Детскость – это шуметь, это бросать, заниматься десятью делами сразу и получать от этого удовольствие, а вовсе не то, когда сидят маленькие мудрые старички, в три года начавшие заниматься рисованием, и теперь у них всю жизнь только рисование.

– Тогда сам этот глагол «развивать», как внешнее действие со стороны родителей, по-твоему, вообще нужен? Или ребенок сам сообразит, что ему делать и как развиваться?

– Кто я, чтобы бороться с глаголами?! Я бесконечно привожу один и тот же пример, про чтение. Как сделать так, чтобы дети читали? Есть очень простой способ, а заодно и глагол «развивать» в кавычках. Читать. Это все. Если я нахожусь в пространстве, где мама и папа читают, я так или иначе буду читать. Я ведь все впитываю в этом возрасте, как губка. К тому же я чувствую себя частью семьи, частью семейной культуры, ее носителем.

Если мое развитие ребенка состоит в том, что я прихожу домой с работы, плюхаюсь на диван, включаю телевизор и говорю: «Иди-ка займись чем-нибудь полезным, почитай», это такого уровня самообман, что я его развиваю!

Я, наоборот, притормаживаю его развитие, я его приучаю, что чтение – тяжкий, неприятный труд, в определенном смысле наказание, я ведь наказываю тебя необщением со мной. Еще и твержу мантру о том, что все люди должны читать. Это же разрушение.

Если я хочу, чтобы он читал, я беру бумажную книжку с полки и перелистываю любимые страницы Куприна, Тургенева, кого угодно. Если вы не читаете, он в этот момент будет развиваться иначе, рядом с вами, но все равно будет.

Я совсем не понимаю, как это: взять и насильно «развить». Зато если перевернуть этот глагол, то «развиваться» он будет все равно.

Развивайте себя, жить нужно весело

– То есть родителю нужно, с одной стороны, не мешать, с другой, предоставить возможности для развития? Я правильно услышала? Или родителю нужно самому развиваться?

– Вот, молодец. Родителю нужно осознавать собственный интерес и радостно заниматься тем, что ему нравится. Это лучший пример, который можно показать человеку. В переходном возрасте, когда я интересовался любой литературой про любовь, отношения и так далее, я запомнил у Мопассана оборот: «Его зажгла чужая страсть». Ребенка зажжет чужая страсть, гарантированно.

Если мама самозабвенно жарит котлеты и шьет, а папа самозабвенно жарит рыбу, хотя нет, давай не будем по гендерному признаку разделять.

Если папа самозабвенно жарит котлеты и вышивает, а мама ловит рыбу, я точно зажгусь.

А если и не зажгусь, то получу подтверждение тому, что здорово заниматься тем, что приносит радость, что двигает меня вперед.

Нужно ли развивать ребенка? Нет, не нужно. Ответ звучит банально: «развивайте себя», но так и есть. Жить нужно весело. Жить нужно так, чтобы понимать, что ты делаешь сейчас.

– Тогда другая крайность: родители решили предоставить все возможности для выбора и самоопределения и окончательно затаскали ребенка по кружкам и студиям. Как им понять, что они увлеклись предоставлением возможностей?

– Родители все равно не могут предоставить все возможности. Здорово, если у них получится показать, какая жизнь интересная, подглядеть, как здесь танцуют, а там занимаются робототехникой. В этот момент им надо быть достаточно чуткими для того, чтобы дать ему право заинтересоваться. Если я таскаю его везде, тыкаю его везде, он точно не успевает понять и заинтересоваться. Не надо этого делать. Наша роль не в этом: открывать поле – да, конечно, насильно засовывать человека в самые разные рамки – нет.

Есть еще такой возрастно-психологический аспект: когда мне 4-5 лет, у меня постоянно меняются центры внимания, я должен успеть зацепиться. Мы же разные. Сколько у нас, у взрослых, есть фильмов, в которые мы въезжаем на 23-й минуте? А если меня на 14-й отвлекли, потому что хотели развить, то я уже не зацепился, уже этот фильм не оценил. И про книжки так же, и про еду, и про танцы.

– Ты же знаешь наверняка книгу «После трех уже поздно», пугающую многих родителей тем, что они опоздали. Есть, на твой взгляд, возрастные точки, после которых действительно бывает поздно чему-то учиться? Часто, например, говорят, что вот 3-4 года – такой возраст, когда ребенок впитывает все, как губка, и надо скорее учить с ним иностранные языки.

– С иностранными языками, по моему опыту, кстати, все ровно наоборот. В XIX веке жила великая женщина, Аделаида Семеновна Симонович, на мой взгляд, совершенно не оцененный первооткрыватель. Она основала первые детские сады в России, по большому счету, придумала всю систему. У нее была интересная статья, «Плохая бонна, или Обрусение детской». Когда у родителей начинается обсессия на тему иностранных языков, я обычно привожу им в пример эту статью. Симонович пишет, что не надо волноваться.

Когда человек станет постарше, в возрасте 6-7 лет, он спокойно возьмет второй язык, когда будет понимать, зачем он ему нужен, будет слышать, что так разговаривают другие люди. Правда ли, что учить другой язык правильнее в 8, а не в 45? Да. Но вот какой важный момент: сегодня ребенок, в принципе, не останется без иностранного языка. Он слушает музыку, смотрит киношки, он наконец начинает переписываться с людьми из других стран. Нужно очень, очень плохого учителя найти, чтобы помешать ребенку в этом.

Это про языки. А есть ли другие вещи, которым поздно начинать учиться? Когда я занимался музыкой, у моей учительницы самому старшему ученику было 54 года, а пришел он к ней в 52. Он просто понял, что всю жизнь хотел заниматься музыкой, и сейчас пришло время. Нет, Насть, мне кажется, это тоже такой обман: мы всегда можем начать заниматься тем, чем хотим. Этот обман тоже подкрепляется некоторой педагогической традицией.

Когда великовозрастная девица или юноша говорит родителям: «Ну что же вы меня не заставляли в детстве музыкой заниматься?», это двойной обман.

Потому что если ты очень хочешь заниматься музыкой, иди и занимайся. А если ты представляешь себя настолько безвольным существом, что не в состоянии взять себя в руки сейчас, это очень странное представление о жизни. Я – человек играющий, легче научиться играть в 8, 9, 10? Да.

У меня есть такой приемчик, сейчас его сдам. Когда я выступаю в зале, часто прошу поднять руки тех, кто ходил в детстве заниматься музыкой. Руки поднимают, как ты понимаешь, в России две трети интеллигентного зала. После вопроса: «Кто сейчас может подойти к инструменту и что-то наиграть?», остается 2-3 руки. А что же с остальными-то произошло? Что с ними в детстве творилось? Может, они в это время могли в хоккей играть самозабвенно? Змея запускать воздушного? Рисовать? Сработала какая-то амбиция родительская в этот момент.

Почему их посылают играть? Это то самое развитие! Вот, кстати, не недавно они появились, эти студии раннего развития, они были и в Советском Союзе, только выбор был меньше. «Мы развиваем ребенка, ему надо играть!» Да ладно! Те единицы, действительно талантливые в этом, кому на роду написано играть, мы их заметим, они проявят себя непременно.

Выключайте телевизор, откладывайте бутерброд и идите к своему ребенку

– Ребенок может бесполезно тратить свое время? Есть такое понятие – бесполезная трата времени?

– Да ладно тебе, ответ очевидный.

– А планшеты, компьютерные игры? Если говорить о детях помладше, то ситуация, когда ребенок сидит дома и собирает условную пирамидку, а мама его выдергивает, чтобы отвести на развивающее занятие.

– Это разные вещи, планшет и пирамидка. Если человек сидит дома и играет с утра до ночи на планшете, надо бы понять, что они такого с тобой сделали, что тебе настолько не хочется быть с ними. Хорошо это или плохо, я сейчас говорить не буду, это отдельная тема. Но это точно мы его выпихнули в виртуальный мир. Но в этом виртуальном мире он тоже хоть что-то получает, тоже развивается.

Фанат ли я подобного развития? Нет, я не фанат, но я понимаю, что нет ни одного исследования, которое подтверждает, что планшеты пагубно влияют на ребенка. Если в этот момент родитель, который сам же и подсадил его на этот планшет, теперь силой пытается его оттуда оттащить, чтобы он пошел «поразвивался», возникает вопрос: «Зачем?» Если он уже что-то делает, зачем его переключать? Если вы хотите побыть с ним, продемонстрировать ему, как интересно вы живете, ура. Более того, если вы действительно начнете интересно жить, он непременно к вам подключится. Хотя имеет право этого и не делать.

А все, что касается пирамидки, это же иллюзия, навязанная извне, галлюцинация: нам все время кажется, что вот сейчас, через 10 минут, начнется самое интересное, сейчас, сейчас, я доеду до студии, и начнется.

Человек в три года в большинстве случаев еще не подсажен на эту странную идею подготовки к жизни вместо самой жизни. Так, может, и не надо?

Развивалка ведь так и устроена: подготовка к чему-то грядущему. Когда наступает грядущее, оно оказывается подготовкой к чему-то следующему. Раннее развитие, как подготовка к детскому саду, детский сад – подготовка к школе, школа – подготовка к университету, университет – подготовка ко взрослой жизни, а жизнь – подготовка к смерти.

Очень круто, если он собирает пирамидку. Это дает ему право на себя, он это не осознает, а выучивает автоматически: я могу идти за собственным интересом, я могу быть в моменте, я могу к своему действию относиться с уважением. Целый комплекс.

– Последний вопрос. Родители прочитали наш текст, поняли, что водить насильно больше не хотят, бездумно развивать тоже. Но они ведь долго могли жить в этой парадигме, из нее так просто не вынырнешь. Можешь подсказать контрольные вопросы, которые мамы и папы могут задавать себе, чтобы их снова не начало заносить?

– Главный вопрос всегда: «Зачем» . Вот мы сейчас бежим в развивалку, уже опаздываем, и вдруг ребенок, с которым мы бежим, давай пусть ему будет 4 года, видит порхающую бабочку. Он, конечно, останавливается. На автомате большинство из нас эту инерцию продолжит: «Ты что, побежали скорее!» Если я в этот момент задам себе вопрос: «Зачем?», все сразу встает на свои места. Если мы бежим и опаздываем на развитие, то вот же оно происходит сейчас.

Следующий вопрос: «Чему я его сейчас учу?» Родитель же любит про это поговорить: как научить тому, как научить этому? Чему я его учу, когда прошу его прервать то, чем он занят, и побежать и предаться тому, что кажется важным мне. Чему я его учу? Предавать себя, подчиняться чужой воле, тот, кто сильный, тот и прав. Вот чему я его учу.

На этот вопрос надо ответить честно. В тот момент, когда я тащу его за руку на встречу, я не учу его не опаздывать. Это очень важный момент. Нельзя таким образом научиться не опаздывать, у него совсем другая картинка сейчас в голове, он все видит не так, как видите вы. Я не учу его опаздывать, я учу его тупо подчиняться, я учу его бездумно выполнять действия. Я учу, что есть какие-то неведомые важные дела, которые гораздо важнее того, что хочет сейчас он, и которые он почему-то должен выполнять. Я делаю из него маленького исполнителя воли сильного. То есть делаю, в общем-то, ровно противоположное тому, что хочет каждый родитель.

И последний вопрос: «Что я сейчас делаю?» Что я делаю в тот момент, когда лежу на диване и отсылаю его почитать. Пытаюсь отвязаться от него? Ответьте себе правду. А дальше либо честно отвязывайтесь, только другим способом: дайте ему заниматься тем, чего хочет он. Либо ужаснитесь этому: «Вау, неужели это действительно то, чего я хочу?», – и выключайте телевизор, откладывайте бутерброд и идите к своему ребенку.

Интервью подготовила, провела и записала Настя Дмитриева ( оригинал на сайте pravmir.ru )

Мы движемся в проложенной колее, не решаясь и не желая совершать какие-либо маневры. Как будто находимся во власти попсовой мелодии, невольно втягиваясь в примитивный ритм и пошлую гармонию.

«Умцы-умцы»… Ах, какой кошмар этот новый министр…

«Умцы-умцы»… Ах, что же будет со школьной программой…

«Умцы-умцы»… Ах, как неуважительно отнеслись к учителям…

«Умцы-умцы»… Ах, неужели введут единые учебники…

Мы твердим и твердим с одной и той же интонацией одни и те же слова, тоскливо надеясь, что они будут услышаны... Хотя как могут быть услышаны слова, которые никому не адресованы?.. Будто нарочно устроена кем-то невероятная путаница, заставляющая нас блуждать в густых сумерках среди бесконечных вопросов без ответов.

Посудите сами: с какой стати, например, мы решили, что государство в рамках школы будет обслуживать наши интересы? Заметим: даже не спрашивая нас о том, что именно нас интересует.

Как с одной стороны мы отдаем всецело управление школой государству, а с другой — развиваем непомерные ожидания, да еще и у каждого свои?.. И с какой же стати мы обрушиваем на систему образования уничижающую критику, если даже не попытались рассказать о том, что наши взгляды не совпадают?

Пробовали? Честно? Или мы способны уже только, брезгливо оттопырив губу, прошипеть: я же говорил, что со школой все будет ужасно?

Как и когда мы приняли на веру миф, что детство — период недочеловека, что главное в детстве — готовиться к «настоящей», взрослой жизни? (Что почти автоматически привело к тому, что одним из частых способов взаимодействия учителя и ученика стало лишение последнего самости, права на себя: «Узнаешь — получишь право на свое мнение».)

Почему все чаще наши отношения со школой наших детей сводятся к неизбывному комплексу жертвы: «А что мы можем сделать — такова жизнь»?

Кто поместил нас в этот абсурд: наш ребенок идет в школу — получать удовольствие, познавать мир и самого себя, а мы с самого начала готовимся к этому как к бою? И его тоже, конечно, к этому же готовим. И учителя тут как тут — они ведь тоже даже невольно оказываются участниками этой борьбы. Даже не участниками — заложниками.

Отчего наш выбор оказался ограниченным крайними позициями: либо школа — неизбежное зло, поэтому нужно принимать все, что там происходит, либо школа — подготовка к некой будущей жизни (взамен этой, настоящей)? И то и другое, как вы понимаете, ставит ребенка в то же положение заложника.

Кто приучил нас к мысли, что школа может и должна быть устроена одним-единственным и совершенно определенным образом? (Как именно она будет устроена, решат как-нибудь и без нас. Не нашего ума это дело. А вот когда все уже обустроено лучшим образом, тогда пожалуйста: «По мере возможностей мы учтем ваши пожелания и замечания».)

У меня пренеприятнейшая новость: в вопросах школы задачи государства и родителей вовсе не обязательно совпадают, более того, часто они прямо противоположны. Государство ведь для того и открывает школы, чтобы обслуживать себя. Так было всегда. Да и кто бросит в него камень? Впрочем, мы можем перебросать все камни на свете, это в любом случае не изменит ровным счетом ничего!

Да-да, государство берет на себя заботу по организации школ. Правда пикантность ситуации заключается в том, что делает оно это за наши деньги. А мы… мы просто сами передоверяем ему наши обязанности. И чего же тогда мы хотим? Разве мы пытаемся всерьез влиять на происходящее? Разве мы разъяснили школе как государственному институту, что в основе наших отношений лежит заказ с нашей стороны и обслуживание этого заказа — с ее. Разве мы относимся к школе как к организации, призванной реализовывать наши интересы? И если ответы — «нет», перед нами встает яркая творческая задача: сделать так, чтобы школа обслуживала нас.

Когда дети идут в школу, наше родительское дело — однозначно быть на их стороне. Это и есть главная подготовка к школе — наша, родительская. Ведь в противном случае нас будут специально сталкивать с собственным ребенком: «Посмотрите, как мы стараемся, а он — ни в какую!» «Мы ругаем его, а с него как с гуся вода». Ну и так далее. И вот уже мы встаем единым фронтом и пытаемся заставить его стать именно таким, каким хочет видеть его непосредственный организатор процесса. (Кстати, организатора понять довольно легко: представляете себе, сколько в стране школ? Как руководить ими всеми одновременно? Не правда ли, для этого нужно максимально упростить процесс управления? Вот и вводится все большая отчетность, вот и сводятся учебники к единой бесспорной истине, вот и старается организатор нащупать общую линию, устраивающую подавляющее большинство.) Ну а мы поддаемся невольно. А может, и вольно: дел по горло, мы как-то отходили свое — и дети наши не умрут... Мы упрощаем, нас упрощают...

А между тем наша с вами задача в том и состоит, чтобы усложнять. И вовсе не обязательно, кстати, речь идет о диком столкновении интересов — наших и государственных. Некому этим заняться, кроме нас с вами. Неужели вы и вправду думаете, что за это ответственно государство? Неужели и вправду считаете, что именно безликое государство должно биться за наших детей, стоя на их стороне, поддерживать учителей, доверяя им самое дорогое? Это с какой же стати? Это наши дети, наша жизнь, наше будущее. Государство лишь берет на себя ответственность по организации школ, берет как умеет, уж не обессудьте. И наша ответственность наступает именно тогда, когда нам говорят, что ничего нельзя сделать. Нам делать. Нам жить. Мы заказчики — нам и рулить, это наша ответственность! Поймите, ни при чем тут новый министр образования. Мы сами как будто рады появлению еще одного повода провозгласить наше обычное «от нас ничего не зависит, видите: вот и министр против нас». Ага, теперь в наших бедах еще и министр виноват.

Это мы хотим, чтобы наш ребенок шел в школу, не так ли? А если так — нам и решать, какова она, эта школа. Нам принимать участие в ее формировании и становлении. Нам диктовать условия. Нам придумывать, какой ей быть. И, рискуя вызвать очередную волну раздражения, повторюсь снова и снова: мы обязаны для начала дать себе честный ответ на вопрос: зачем вообще она нужна — эта самая школа?

Ответили? Тогда дальше все совсем просто:

— Отношения семьи и школы — это всегда отношения клиентов и тех, кто оказывает определенную услугу (не напрягайтесь, тут нет попытки принизить роль учителя — большинство учителей счастливы оказывать такую услугу. Именно осознание собственного предназначения делает их жизнь осмысленной и гармоничной).

— Необходимо снять пафос: школа — вовсе не самая главная организация в жизни детей, а всего лишь одна из многочисленных институций, с которыми нам приходится иметь дело. Нужно прекратить повторять: «Что мы можем сделать?» Вы можете сделать все, что захотите. Не верите? Хотя бы попробуйте!

— Меняйте! Разговаривайте с учителями и директорами. Предлагайте. Нет, я не призываю вас нарушать профессиональные границы педагогов. А впрочем, отчего же? Ведь если нашего ребенка обижает продавец в магазине, нам не приходит в голову сказать: «Возможно, он прав и это — часть его работы...» Так вот, детей нужно защищать. Школа призвана сделать так, чтобы мир представал ярким и интересным. Чтобы в этом мире хотелось жить, творить, развиваться. Это невозможно реализовать, если в основе процесса будет заложено унижение личности, подавление слабого сильным, безоговорочное подчинение, абсолютное принятие на веру одними слов других. Это именно то, что вы можете поменять.

— Попробуйте исключить раз и навсегда сам факт обсуждения вашего ребенка «за глаза». Когда как будто боги обсуждают судьбу недоумка, не способного решать, что для него хорошо, а что плохо. Это поможет всем участникам процесса (детям, учителям и родителям) поделиться ответственностью и удовольствием — дайте поддержку учителям, ведь именно они общаются с вашими детьми. Но поддержку не по принципу «учитель всегда прав», а совсем наоборот: «Мы в вас верим, мы готовы помогать вам учиться, мы доверяем вам самое дорогое, мы знаем, чего хотим, и всегда готовы это обсуждать. Но главное для нас — радость нашего ребенка процессу учения, и мы будем последовательно ее отстаивать».

— Помните, что любая школа по сути своей является частной, поскольку именно вы — заказчики ее услуг. Государство просто по вашей просьбе и за ваши деньги занимается ее организацией. Естественно, в случае, если вы передаете эту роль государству, оно, безусловно, заполнит нишу, ибо именно так устроено любое государство.

— Прекратите транслировать, что школа — неизбежное зло. И первое (неизбежное) и второе (зло) категорически неверно! Школа может стать действительно одним из лучших периодов в жизни человека, и зависит это от нас.

— Помните, что именно на «школьном» этапе многие родители начинают «сходить с ума». Происходит это оттого, что у нас в голове как будто сталкиваются две платформы: с одной стороны, я — родитель любимого человека и должен его защищать, делать так, чтобы его мир был прекрасен. С другой — мы попадаем под дикое давление системы. «Не может ведь быть такого, что все ошибаются», — думаем мы. И вот вольно или невольно я как родитель начинаю переходить на сторону «вообще взрослых». Спасите себя от этого «сумасшествия». Как? Очень просто: не уставайте напоминать себе, что школа — всего лишь один из многочисленных этапов в нашей жизни, не менее, но и не более важный, чем остальные. Помните, что ваш ребенок не живет для того, чтобы удовлетворять взрослых, а просто живет.

...Именно в этом месте мои оппоненты обычно вбрасывают «самый убийственный аргумент» в пользу подчинения суровой действительности: это вечное «а как же ЕГЭ?!»

Что ж, пора, похоже, признаваться в страшном: если уж говорить о необходимости экзаменов (что, на мой взгляд, вовсе не очевидно), я за ЕГЭ. А почему бы, прошу прощения, мне быть против? ЕГЭ — как раз попытка, пусть механическая, ввести в школу хоть какую-то независимую объективную обратную связь. Без всех этих «что же ты недоучил, что же ты не постаралась». ЕГЭ — это ведь просто способ того самого государства хоть как-то проконтролировать свою деятельность. По сравнению со всем остальным — это просто детские игры, которые можно простить. Другое дело, что, следуя многовековой привычке, государственная машина превращает ЕГЭ в жуткую страшилку, пытаясь из вполне невинного экзамена, принятого в большинстве стран, сделать инструмент управления. А и правда: чем прикажете в такой школе удерживать детей? Да и что государство не превращает в «страшилку»?..

ЕГЭ сам по себе ни в коем случае не диктует того отношения к учебе, которое процветает с момента его введения. Не требует натаскивания вместо саморазвития и не заменяет познание начетничеством. Более того, он вовсе не требует многолетней подготовки, как это зачастую представляется системой. Ученик готов к нему, если школа устроена по-человечески. Ну а мы — мы снова все перепутали. И радостно ругаем ЕГЭ, вместо того чтобы заняться своим родительским делом: работой над приведением системы в устраивающее нас состояние.

И пока мы этим делом не займемся, уверяю, государство продолжит молчаливо поддерживать наши игры: «Давайте-давайте — про ЕГЭ, министра, учебники... А сами мы пока продолжим реализацию задуманного...»

Вот и раздается это самое унылое «умцы-умцы» в рамках дозволенного. Кем дозволенного, спросите вы? Да нами самими, разумеется. Не министром же…

Короче говоря, довольно попсы. Предлагаю, наконец, приступить к рок-н-роллу.

"Хвалите нас, тогда мы будем стараться», — написала мне читательница, — ведь родителям нужна постоянная поддержка". А другая так прямо и заявила: "нас нужно мотивировать, расскажите, какие мы молодцы!"

Интересна тут, мне кажется, сама постановка вопроса, которая раскрывает представление о родительстве, как о тяжком труде... Как о чем-то, требующем дичайших человеческих и материальных ресурсов. Не тут ли и зарыта жирная мертвая собака?

Привычка превращать в тяжкий труд любое удовольствие путает нас и в конце концов губит самый смысл этого удовольствия... И в семейных отношениях это проявляется, похоже, в первую очередь. Почитать ребёнку книжку? Это целое дело... я сначала должен собраться с силами... Садимся обедать?... Какое же это удовольствие? Это повод оправдать высокое звание матери — любой ценой обеспечить ребёнку необходимое количество калорий... Идём гулять? Как же позволить ему надеть, то что хочется? Какой же я тогда родитель? А воспитательная функция? Ведь он начнёт относиться к жизни с возмутительной легкостью... Он наконец сел за уроки? Как же можно вместо этого заняться чем-то, что увлекает нас обоих? Ведь тогда, не дай бог, молитва может превратиться в фарс. Мы в кои-то веки играем вместе? Ну и как же мне не ставить в процессе игры непосильные задачи? Ведь иначе он подумает, что можно без труда вытащить рыбку из пруда. Живут-то, как известно, не для радости, а для совести...

Поддержка — штука нужная. Вот только в чем именно? Скажем, возьмём для примера несколько характерных родительских паттернов.

"Я ору и никак не могу остановиться... Понимаю, что делаю гадость, а перестать не могу", — делится со мной несчастная мама. "Бью его, а сама плачу", — надломленным голосом сообщает другая. "Я прихожу домой усталая, и когда трехлетний сын "лезет ко мне", могу жестко отказать ему в общении, а то и шлепнуть. Сама весь следующий день ужасно страдаю", — переживает третья. И все эти мамы повторяют раз за разом: "но ведь это наша сущность. Мы хотим иметь право быть самими собой"...

Конечно, дорогие мамы, "быть собой" — базисное право любого человека! Только... как бы это... вы уверены, что ничего не путаете? Уверены, что бить слабого, манипулировать чужим и своим настроением или выдумывать изощренные наказания за несуществующие проступки называется быть собой? Неужто это и есть вы, ваша сущность? У меня, честно скажу, большие сомнения. Просто сами попробуйте иначе. Станьте собой — настоящими, а не выдуманными вашими собственными родителями, учителем, соседкой, телевизионной программой. Внешне это превращение выглядит примерно так (цитирую недавно полученное письмо): "Хочу сказать огромное спасибо! Ребенку пять. Сегодня впервые (!) попробовали уложить его без скандала. Всегда тратили полтора часа на укладывание. Нервы, слезы, никакой личной жизни. А вчера он уснул в обычное время (просто уложили на полтора часа позже). Провели с мужем прекрасный вечер". Представляете, как просто? "Ах, нет, совсем не просто, — воскликнет очередной возмущённый родитель. — Вы опять предлагаете что-то непонятное. А делать-то что?!!" Никак, никак не верят взрослые, что делать практически ничего не нужно. Совсем. Всего лишь прислушаться к самим себе. По-честному.

Родительский комплекс вины преследует вас и выжигает душу? Ну так изживите, наконец, этот комплекс! Ведь еще большее зло — продолжать делать гадости и параллельно заявлять о собственной уязвимости. "Легко сказать", — сокрушенно вздохнёт читатель-взрослый. Ага, легко сказать, но и сделать тоже — очень легко. Только начать бы уже. Да и в трудностях ли дело? Или все-таки, как говорится в бессмертном "Солярисе" Андрея Тарковского, "здесь скорее что-то с совестью"?..

Это, конечно, иллюзия, что прочитав еще одну статью о детях мы изменимся. Но в том-то и дело, что меняться-то особо и не нужно. Скорее наоборот — наконец воплотить это самое чаяние — честно быть собой. В противном случае так и продолжится привычный день сурка: мы читаем очередную статью, впадаем в очередной приступ комплекса вины снова ищем самооправдание и требуем похвалы, срываемся, становимся несчастными, страдающими взрослыми и так далее. "

Свобода и заключается в том, чтобы перестать говорить о самих себе как о дрессированных обезьянках. Потому что в эту секунду мы перестаём ими быть, а заодно перестаём воспринимать таковыми наших детей. И освобождаемся для любви. И покоя. Мы устаём, раздражаемся, волнуемся, срываемся... Все это проявления нашей человечности. Дети дают нам на это право на себя, его не нужно завоевывать. Это война, которая давно закончилась, так и не начавшись. Когда мы ведём себя с другими как люди с людьми, пропадает необходимость постоянно рассказывать, что "мы тоже имеем право". Дети изначально дают нам такую "фору", что и описать трудно. Мы ведь для них и так самые лучшие, мы всегда правы, мы не делаем ошибок. Они-то как раз принимают нас такими, какие мы есть. Разве не так? Как же нам приходится трудиться, чтобы все испортить!

В определённом смысле я призываю к "благородному бездействию". Спокойно занимаясь собой, мы ничего не испортим. И когда я говорю "любить", я имею в виду именно это. Получать удовольствие от любви. Тогда и уставать можно, и срываться. Давая им такое же право. Ведь так часто взрослые, говоря о собственной человечности, стремятся отобрать её у самых слабых — у детей. А чтобы успокоить совесть, изобретают целую систему сдержек и противовесов, в которой живые отношения исчезают безвозвратно, уступая место бездушным законам и придуманным чужими людьми правилам. Быть хорошим родителем значит быть живым. Признавая и принимая живость других. Тогда и бороться ни за что не нужно. Вот оно, царствие Божие на земле.

Не нужно заниматься самобичеванием, повторяя без конца "я неуспешный родитель". Да и неправда это: вероятней всего, одно то, что вы ищете ответы и задаёте вопросы, уже означает обратное: вы отличный родитель. Но только между самобичеванием и самолюбованием лежит пропасть. С огромным количеством промежуточных вариантов.

Нет, не нужно всегда быть "в отличной родительской форме". Но ведь можно просто быть честными, сказать "я устал, я раздражён, у меня проблемы на работе, я хочу побыть один, наконец", вместо того, чтобы манипулировать и заявлять "тебе пора почитать, ты бездельник, ты постоянно крутишься под ногами, мне за тебя опять стыдно" и пр.

Нет необходимости постоянно выискиваться в себе любовь, в том числе в ситуациях, когда вы чувствуете только раздражение. Но это не означает и обратного: без конца заменять человеческие отношения воспитательным процессом, возбужденно гордясь мнимыми успехами и впадая в депрессию от мифических неудач.

Нет, мы не должны отдавать всего себя ребёнку, ведь смысл в том и состоит, чтобы всласть заниматься самими собой. Но это не означает, что любимый человек должен воспринимать общение с нами как награду.

Когда мы принимаем собственную человечность, признавая человечность ребёнка, у нас появляется столько прав и возможностей, что их, простите за выражение, некуда девать: право бояться и право ошибаться, право уставать и право сходить с ума от восторга, право злиться и право бездельничать, право не понимать и право настаивать на своём, право принимать и право отвергать, право обнимать, когда этого хочется и уклоняться от объятий, когда не до этого. Только важно помнить, что права эти — общие.

А что касается похвалы — так это я всегда готов. Вот она: ребята, вы настоящие молодцы! Только, пожалуйста, несите это звание с честью...

Иллюстрация: TuckDB Postcards

Заскрипело и покосилось обжитое лет двести назад нашими прилежными предшественниками здание системы образования, и тут повеяло такой затхлостью, что в пору маску надевать не из боязни коронавируса, а спасаясь от мерзкого зловония...

Набирает обороты педагогическое нытьё.

Нет программ... нет распоряжения комитета по образованию... нас никто не учил... Мы не можем так работать!!!

Не можете работать, говорите? Не можете в онлайне, не можете в офлайне — может быть, вы просто ничего не можете? Может быть честнее просто признаться: вы не умеете сделать жизнь детей значимой и интересной в современном мире?

Мы оказались в ситуации, когда нужно просто взять и провести урок. В этом нет героизма, нет прорыва, нет особого достоинства. Просто оторвать задницу от стула и провести урок. После которого дети захотят участвовать в следующем. Это простая задача. Если, конечно, вы чего-то стоите как профессионалы. Про такие времена принято пафосно говорить: сейчас момент истины. Да — это именно он. Именно сейчас. Наша профессиональная и человеческая проверка.

Жалуется коллега: я так измучилась! Каждый день должна посылать детям задания, а потом вся почта полна их сообщениями, которые нужно сортировать и проверять... На мои изумленные вопросы, почему вместо этого просто не придумать и не провести классные уроки для детей, почему не воспользоваться современными программами для связи, зачем воообще использовать почту, она обиженно ответила: «тебе легко говорить!..»

Да, мне наверное, легко говорить. Потому что я очень люблю нашу профессию. Потому что считаю ее самой творческой на свете. Потому что мне посчастливилось работать с такими же страстными, яркими, сомневающимися, любопытными учителями. Потому что для нас сейчас самое интересное время — когда мы наконец-то можем, не оправдывая самих себя искусственными обстоятельствами, попробовать и придумать так много нового, что даже не успеем все применить. Потому что каждый день мы счастливы, что мы вместе и что мы можем заниматься тем, что так важно. Потому что дети входят в «виртуальную комнату» ранним утром и ждут, когда же утренняя музыка даст сигнал к началу учебного дня. Потому что мои коллеги уже за эти несколько дней придумали и провели такие видеоуроки, что я кусаю локти оттого, что не могу поучаствовать во всех.

Подруга рассказывает, что в известной московской школе проводят для начальных классов в онлайне два урока в день — математику и русский. Какая самоотверженность! «Детей к компьютеру не загнать, задания делать не заставить». Опять эти «не загнать, не заставить»... Опять мы молодцы, гордо несущие светоч знаний, а они — лентяи и неучи, способные лишь сопротивляться прекрасному. Отчего же учителя не пользуются этим уникальным моментом? Почему не предлагают виртуальные экскурсии по музеям, почему не вплетают в урок музыку, видео, современные технологии?

Знаете, я боюсь, у меня есть ответ. Потому что не хотят. Просто не хотят. Ни учиться, ни придумывать, ни интересоваться миром.

Что же мы можем поделать, — уходя в отпуск под названием карантин, лукаво вздыхает директор одной из школ... — Вы серьезно? Что вы можете поделать? Да просто сделать так, чтобы детям было зачем вставать утром. Чтобы они в новой и очень сложной ситуации не чувствовали себя брошенными. Чтобы уход в онлайн стал чудесным приключением, а не очередной мукой, которую выдумали взрослые.

Школа, которая бросает своих учеников из-за вируса или по любой другой причине, должна быть закрыта. Чем бы она стыдливо не прикрывалась. Я в этом совершенно уверен. Именно способностью и умением поддерживать, предлагать смыслы, делать жизнь осознанной и значимой поверяется профессионализм школы и право ее на само существование.

Ещё раз: бросать учеников в сложный момент — это настоящее предательство.

Все дело в технике, — привычно попытается возразить коллега? Нет, не в технике, технической поддержки масса. И не смейте опять рассказывать, что ничего в этом не понимаете. Спросите! Не у кого спросить? Тогда ловите меня на слове: я лично готов объяснить всем желающим, как наладить крутую и очень творческую дистанционку.

Что же мешает теперь? Опять не можете? Тогда признайтесь: это не наше! Живите, дети, как хотите! Мы ничем не можем вам помочь!

Ни при чем тут министерство, президент, комитет по образованию, завуч и полиция. Сейчас время для нашего слова. И нашего дела. Иначе не будет ничего. Совсем. Впрочем нет — останется представление о нас, как о преподах-ссыкунах и преподах-говнюках. Это и будет нашим именем. В веках.

Всему есть предел, ребята. Просто встаньте и сделайте. Иначе вам будет так стыдно, что жить станет сложно. Какие бы отговорки вы не придумывали.

Ссылка на импровизированный вебинар по дистанционному обучению, проведённый в день выхода статьи

"Нервы женщины не выдержали, когда ребенок не смог справиться с одним из заданий". И мама убила своего семилетнего сына. Вот так.

Эта дикая трагедия случилась всего пару дней назад. Помимо самого несчастья поражает формулировка в заметке: "нервы женщины не выдержали". Как будто с ней происходило что-то ужасное, экстраординарное. И как будто читателю должна быть понятна эта ситуация. Эти нервные затраты представляются совершенно естественными: как же иначе? Ведь нужно делать домашнее задание, нужно воспитывать.

Эту маму мы… нет, не оправдываем, конечно, но все-таки немного понимаем. Она ведь выполняла свой родительский долг, да, немного переусердствовала, но все-таки. А детей этих мы знаем – просто бестолочи…

Ей самой всего 28. Она совсем молодая. Но "нервы не выдержали".

В этом кошмаре все одновременно значимо, символично и понятно. Злосчастная мать не сама придумала, что делать уроки ТАК важно. Что это важнее самой жизни. Её долго-долго этому учили. И эта «норма» оказалось вбитой намертво. А дальше – норма так же намертво столкнулась с простой житейской ситуацией. Раз «так надо», а сын не справляется – значит не справляется она. А ее учили справляться. И она справилась. Очередная жизнь была положена на алтарь общественных представлений.

"В этом возрасте дроби должны у них от зубов отскакивать", - запальчиво говорит учительница математики об учениках четвёртого класса. "Потому что...", - осторожно продолжаю я, ожидая хоть какого-то рационального обоснования. Ответ получаю стремительно-однозначный: "Без потому что, должны - и все!"

А раз "без потому что", думать не приходится. Надо и все тут! НАДО! Значит любые средства оправданы. Ну, или почти любые.

Убивать, конечно, это слишком. А бить? А унижать? А пугать наказанием?

Сколько раз, задавая учителям и родителям вопрос о необходимости того или иного школьного материала, да и вообще образовательного действия, я сталкиваюсь с самым настоящим страхом. Как будто сама постановка вопроса разрушает вековые основы мироздания.

"Зачем учить Пушкина?"

"Как зачем, как зачем?!",- возбужденно кипятятся взрослые. «Как можно задавать такие вопросы?!»

Те самые взрослые, помнящие процентов 7 школьной программы. Хорошо, пусть не 7, а 12. Ладно, ради самых талантливых ещё накину: 22. А дальше? Зачем все это было? Зачем мы поддерживаем этот беспредел сегодня? Зачем сами позволяем превращать себя в инструмент обслуживания институтов подавления? Как превратилась в такой институт школа – быть может, одна из самых чудесных придумок человечества? «Без потому что».

Наши учителя добились поразительных результатов и передали эстафету нам.

Знаете, я часто на встречах с родителями и учителями в ответ на «Пушкин – наше все» прошу процитировать хотя бы одно пушкинское четверостишие, не связанное со школьной программой. Результат, думаю, вам хорошо известен. Уверен, вы отлично можете объяснить, почему в аудитории в 200 человек (интеллигентных и образованных) поднимается 3-4 руки. Потому что учить Пушкина надо «без потому что». Что и превращает гениального поэта в инструмент подавления. Для большинства – навсегда.

Недавно я предложил детям (4-5 класс) один из недельных уроков литературы целиком посвящать стихам, которые выбрали они сами. И вот уже больше месяца мы вместе наслаждаемся стихами Бродского, Фета, Пушкина, Есенина, Бернса, Цветаевой, Лермонтова... Которые они выбирают, с легкостью и удовольствием учат наизусь и радостно несут на урок, чтобы поделиться друг с другом замечательными открытиями. А знаете, почему так происходит? Просто потому что «с потому что». Их выбор, их радость, их наслаждение.

Иногда мне кажется, что система скрипит и раскачивается, что она вот-вот рухнет. Но мы сами и спасаем ее, как будто протягиваем руку утопающему бандиту, которой только затем и хочет спастись, чтобы нас же ограбить и убить.

Вот и продолжаем мы обслуживать эту систему, зная, что все тщета, помня со школьных времен, что домашнее задание – одно из самых скучных занятий в мире (о важности которого, впрочем, взрослые слагают лживые легенды), понимая, что зависимость между личным счастьем и дробями, отскакивающими от зубов, стремится к нулю, осознавая, что несем горе своим близким.

И нервы наши напряжены все больше и больше. Они на пределе. Но систему мы не предадим.

Убийство ребенка – это очень страшно. Но что мы можем сказать, а тем более поделать?.. Одни равнодушно пройдут мимо – «это ведь не про нас, мы не убиваем детей», другие вскинут бровь – «это, конечно, ужасно, но ведь их действительно нужно заставлять, без этого они не сдвинутся с места», третьи объявят мать сумасшедшей, четвертые сочувственно кивнут – «да, система ужасна, но другой-то ведь нет».

И все мы вернемся к ежедневной рутине. До следующего раза.

Я, признаться, совершенно обалдел, в очередной раз столкнувшись с современным вариантом средневековой идеи, в соответсвии с которой изначально учителю выдается (вероятно, вместе с дипломом) некий аванс авторитета, который еще и необходимо беречь, подобно чести, смолоду. В том смысле, что авторитет учителя это какая-то зыбкая субстанция, являющаяся неотъемлемой частью профессии. И не потрогаешь его, не объяснишь, что это такое: либо есть, либо нет. Заметьте: не любовь, не интерес, не желание общаться, а именно авторитет определяет не только отношения учеников с учителем, но и профессиональную успешность последнего.

Но еще больше я был поражен, когда убедился в том, что эту позицию разделяет множество моих коллег. Кто знает, отчего? От безысходности, что ли? Это, впрочем, совсем другая тема, как-нибудь непременно обсудим…

Так вот, получается как-то так: в профессии педагога человеку априори полагается уважение. Мешок. Ну, или хотя бы мешочек. Уже за то, вероятно, что он(а) совершил героический выбор и принял решение работать с детьми. Нести, так сказать, светоч знаний этим маленьким невеждам.

Представляете, какой уровень профессиональной развращенности это провоцирует?!

Пошла, значит, девица после школы в педучилище, поскольку в принципе не знает, чем хочет заниматься, да и вступительные экзамены, скажем, в медицинский, сдать просто не способна. А дома - представьте - все об одном: надо идти учиться. Да еще подруги добавляют мотивации, да альма-матер пилит про успешность. Ну, пошла. Закончила она его, скажем, с грехом пополам, и вот она учитель начальных классов. А учителю, ясное дело, полагается уважение. Изначально. Вот сантехнику, например, не полагается, а учителю - вынь да положь! А уважение в свою очередь легко конвертируется в авторитет. Настолько легко, что и делать-то почти ничего не надо, просто прорычать: «ты что, меня не уважаешь?!»

А дальше - работает она, набирается опыта, авторитет ее жиреет, увеличивается все больше и вот уже не сдвинуться ей под его тяжестью, не пошевелиться. И так это хорошо - ни за изменениями мира следить не надо, ни самой меняться: как же, ведь с таким авторитетом и дышать-то непросто...

Да и с учениками удобно: чуть что не так, расшалился ученик – просто швырни в него, подлеца, куском авторитета, придави им – вот и порядок! Не рыпнется больше! Ну и к себе, понятное дело, следует относиться крайне серьезно, еще бы - само слово-то какое, звучит как: у-ч-и-т-е-ль!

Авторитет, однако, в представлении тех же коллег подобен хрупкому здоровью некоего нежного и болезного создания: дунул на него - его уже и нет. Поэтому и учителя, и родители всеми силами должны охранять, пестовать и лелеять его. Ни в коем случае не скажи чего не того про учителя: заподозрит ученик, что учитель чего-то не знает - и все, авторитету конец. Ищи его, как говорится, свищи его. А там и до греха недалеко. Ведь ребенок, чего доброго, может подумать, что учитель живой!.. Как уживаются в голове апологетов этого подхода такие казалось бы взаимоисключающие позиции - бог весть. А вот поди ж ты - уживаются!

Ну а если серьезно, авторитет - вещь страшная и опасная, особенно если дается он по рождению или по праву профессии. Потому что тогда он превращается в особую разновидность шовинизма. И ведет к прямой дискриминации ученика учителем.

Уж простите за банальность, но только ребенок может наделить учителя пресловутым авторитетом. А сам учитель обязан на это просто плевать. Да-да, вот именно: важнейший профессиональный инструмент педагога - плевать на собственный авторитет.

Когда-то давно была у меня статья под названием "Первое сентября как похороны" . Так вот, в отличие от профессии могильщика, педагогика предполагает сумасшедшую гибкость, способность к постоянному исследованию мира, умение сомневаться и смеяться над собой. А если этому не научиться, непонятно, как вообще связь с детьми держать. Их ритмы, их привычки, их речь, такие яркие и такие разные составляющие их жизни – все это нам нужно с благодарностью постигать. День за днем. Ведь мы - те немногие, кто может предложить нашим ученикам возможность вырваться из плена комплексов, подаренных им (а вернее, всем нам) системой «быстрее-выше-сильнее». И поэтому самое главное профессиональное качество для нас – быть живыми. Просто позволять себе быть.

С новым учебным, коллеги-училки!

Легкости нам, гибкости и самости!

"А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнить вольны же"

Иван Грозный

Итак, очередная околопедагогическая буря пронеслась над нашими головами. Да и какая буря! Ожесточённые споры, проклятия в адрес друг друга: одним словом, все как всегда в подобных случаях.

И всего-то, казалось бы — умиленный папа выкладывает видео своей очаровательной дочурки. Вы не видели? Гляньте — поверьте, очень любопытно

Вот только почему этот простенький на первый взгляд ролик вызывает такие ожесточенные споры? Несколько цитат из сетей: "Вот посмотрите, именно так и выглядит настоящая сволочь", - негодуют одни. «Да какая же он сволочь, все наоборот, он очень хороший папа, посмотрите, с какой любовью он с ней разговаривает", — защищают другие. "Это совершенно правильная реакция на манипуляцию - он спокоен и уравновешен, так с ними и надо", — констатируют третьи.

А знаете, что мне кажется? Так много людей оказались глубоко вовлечены в этот спор потому что это очень-очень про всех нас... Практически как литературная классика, которая всегда современна. Поэтому я предлагаю сделать попытку и посмотреть на это видео именно как на произведение искусства. Как на такую, знаете ли, аллегорию взаимоотношений взрослых и детей.

Мне действительно трудно судить, плох или хорошо этот папа. Да и что значит "плох или хорош"? Этот папа просто… нормален. Он, если хотите, собирательный образ современного взрослого. И не сволочь, и не ангел. А просто – человек.

Человек, у которого в этой ситуации одновременно срабатывает два почти взаимоисключающих инстинкта – очарование собственным чадом и т.н. воспитательная функция. Тут ведь можно и умилиться, и показать миру дочку, как зверушку забавную, и погордиться – развитая девчушка получилась, ну и наше родительское дело, конечно, не забыть — куда же без него!

Для меня самым значимым тут является, пожалуй, мольба девочки "не снимай... сотри..." и тот факт, что он, не обращая на это никакого внимания, продолжает снимать и, более того, выкладывает это в сеть для всеобщего обозрения. Именно в этой точке её право на себя, на личную жизнь, на свои чувства, реакции, желания попросту не берется в расчёт, выбрасывается на помойку — без сомнения, рефлексии, сочувствия... Знаете, полагаю, заповедь Священного писания "не открывай наготы"? Так ведь тут она открыта, распахнута настежь! Да-да, именно так: ловим мы их в состоянии слабости и открываем их наготу...

Когда некоторое время назад интернет кипел после опубликования мерзейшего ролика, снятого скрытой камерой и призванного опорочить оппозиционного политика (помните, конечно), каких только слов не было сказано... И правда — это было ужасно гадко. Но этот-то ролик посерьезней будет — человек снят не тайно, а явно. Снят в момент проявления слабости, захвачен врасплох. И, понимая это, умоляет стереть изображение. Но нет, не может девочка на это рассчитывать! Кто же считается с мнением холопа, тем более такого умильного... И ведь как просит смешно — со слезами, с метафорами... Умора, да и только! Не понимаете, почему так происходит? А просто потому что "Захочу — Добрыню огнем сожгу, захочу — Добрыню живьем сожру". Просто потому что взрослый право имеет. Ага, такая вот аллегория...

Вот так и болтает нас. И попадая в самые серьёзные в жизни ситуации, никак мы не можем оставить роль старшего снисходительного манипулятора, который одновременно подтрунивает и обучает... обучает... обучает... «Может, мы просто не хотим непослушную девочку»…. "Лучше бы ты вела себя хорошо"(Интересно, как это — хорошо? Как успела нагрешить эта девочка в её-то возрасте? Чем заслужила она такое отношение?)

А дочка между тем, продолжает верить в папу, ей ведь не у кого просить помощи: "помоги, дай штаны, вызови такси". Да, она пока верит, не смотря на продолжающиеся манипуляции: «Поправь мне, пожалуйста..." — "Хм...тебе же не нужны родители…."

А ещё это видео интересно тем, что в нем, как на ладони, предстает механизм образования тех самых привычек, которые регулируют нашу взрослую жизнь. Смотрите, как это происходит: девочка исходит из своего базисного права на собственное чувство и на жалость более сильного и любимого человека. Не получая этого права, она "повышает градус" - "я ухожу, буду голодать и умру"... Нет ответа. "Меня съедят медведи" ... — нет, близкий человек остаётся безучастным... Еще выше: "меня съедят крокодилы" — как камень в болото...

Смех-смехом, но она вообще-то описывает детский способ покончить с собой… Детский, но доступный. Голодать (как другие дети), в Лапландию (чтобы медведи съели), в Африку - к крокодилам... Как-то я читал реакцию учительницы на самоубийство школьницы 15-ти лет: "Никаких сигналов не было, ну чудила немного, как все подростки..."

Нет-нет, я конечно, не говорю, что эта девочка убьёт себя. Но утверждаю, что в ролике она ВЕРИТ в то, что хочет быть съеденной медведями или крокодилами. И как страшно, что для того, чтобы добиться сочувствия, ей приходится пережить все эти "предлагаемые обстоятельства"...

Почему она пользуется таким странными метафорами? Не потому ли, что не получается быть услышанной самым простым и естественным способом? Мне скажут, что она манипулирует? Да, в определённом смысле, так и есть. Но как она научилась разговаривать подобным образом? И на это есть ответ в ролике: её научили! Ведь именно папа говорит удивительную фразу : "Может, нам не нужна непослушная девочка?"... Прикольно, не правда ли? Фраза-то эта покруче будет, чем "поездка в Африку"...Оба они говорят на этом странном "Эзоповом языке". И ему не сказать уже "Я устал, мне не нравится происходящее", и она вместо правды: "папа, ты ведёшь себя недостойно, мне страшно от этого" вынуждена устраивать трагическое представление, такое больное и тяжелое для неё самой.

А папа как будто не видит этого и снимает, снимает... И как будто что-то мешает ему просто подойти к дочке, обнять ее и попросить: "Не уезжай, а? Мне будет без тебя плохо, не бросай меня..." Неужели не страшно нам вместе с ним за наше будущее? Неужели не слышал папа о том, как дети бросают родителей навсегда? Да и взрослые взрослых тоже. И когда умение честно попросить не уходить меняет жизнь...

Пока ещё крепка её вера в него, но сколько им обоим осталось?... Совсем немного и она научится и этому — отвечать холодной усмешкой на чужую боль. Да и как может быть иначе? Ведь плачет-то она ПО-НАСТОЯЩЕМУ, а папа реагирует «по-игрушечному». А девочка явно талантлива. Ещё немного — и освоит она этот полезный навык: не жалеть.

А между тем, все слышнее голоса моих коллег по социальным сетям: «правильно он все делает, пусть она знает, что никто не поведется на ее манипуляции». И как странно, когда потом те же коллеги изумленно вопрошают: "Откуда они берутся, эти бездушные сволочи"...

Нет, я правда не думаю, что папа гадкий человек. Полагаю, у него и в мыслях не было позорить и унижать дочь. Скорее даже наоборот — хвастался. Нет, друзья, просто этот папа в тренде. В тренде взаимоотношений взрослого мира с детским. Так это и устроено нынче: гадости мы делаем как бы случайно, исподволь, невзначай. Уверенно закладывая собственное будущее.

А ролик действительно гениальный. И как всякий гений, папа и сам наверняка не до конца понял, что снял. Для нас и про нас.

Лекция Димы Зицера «Первое сентября как похороны» пройдет в Шоколадном лофте на «Красном Октябре» 28 апреля в 19:30.

Как овцы, жалкою толпой Бежали старцы Еврипида. Иду змеиною тропой, И в сердце тёмная обида. Но этот час уж недалёк: Я отряхну мои печали, Как мальчик вечером песок Вытряхивает из сандалий. О. Мандельштам

Фото: Yauhen Yerchak/EPA

Учителя снова обиделись. Не все, конечно, но довольно многие. На этот раз профессиональное сообщество было задето событиями в Беларуси. Вернее, конкретным событием: реакцией учеников на ложь, бесчестье и манипуляции педагогов ( если кто не в курсе, милости просим ознакомиться ). Замечу, конкретных педагогов. Но как пропустить такое? И пошла писать губерния: «Зачем же обобщать?!», «А вы сами попробуйте поработать учителем», «Испоганили систему образования, а теперь...» «Если открыто критиковать учителя, вы разрушите его авторитет и значимость» и наконец, мое любимое «Мы люди подневольные...»

Что же за неведомый комплекс, подобно вирусу, бродит среди многих наших коллег? Наши профессиональные обиды на всех подряд так часты, что иногда кажется, что самозащита и есть основное занятие учителя. Почему, стоит лишь кому-то произнести словцо критики в наш адрес (даже и не в наш личный), реакции, сопровождаемые выпяченными губами и визгливыми интонациями поднимаются неиссякаемой волной?

Может быть, так мы понимаем профессиональное единение? Но ведь единение состоит в первую очередь в том, чтобы брать на себя ответственность за происходящее в сообществе. В том числе и за коллег. Если, конечно, мы действительно считаем себя коллегами.

Дорогие мои друзья и товарищи! Я пишу это очень важный для меня текст совсем не для того, чтобы садистски расковыривать незаживающую рану. Я такой же как вы. Я — училка. Я считаю нашу профессию лучшей на свете. И ещё считаю, что большинство учителей прекрасны (как минимум потенциально). Ведь когда-то мы, движимые романтическим порывом, сознательно выбрали этот путь. И большинству из нас, засыпая ночью, очень хочется сказать себе: сегодня было круто, у меня получилось! Это ведь и есть та самая пресловутая значимость. Именно поэтому я считаю необходимым говорить о наших профессиональных болезнях, ведь без осознания не может быть излечения. Пожалуйста, не спешите обижаться. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

Боюсь, мы больны тяжелой и заразной болезнью. Да, именно мы, представляющие себя несчастными, ничтожными, беззащитными и бесправными с одной стороны и требующие признания собственной значимости и авторитета с другой. Этот когнитивный диссонанс, чтобы не сказать обостренный невроз, не может не сказываться на нашей деятельности и на нашем профессиональном и личном здоровье.

Мы даже не замечаем, как твердя о собственной значимости, с остервенелым постоянством сами ее и разрушаем. Ведь значимыми не бывают сами по себе, значимость существует лишь в чьих-то глазах. Она не даётся сверху, она требует осознания. Впрочем, виноват, даётся, но результат известен — дискредитация профессии. Его-то — этот результат — мы так часто и наблюдаем.

Такое положение дел видится мне крайне опасным. Оно приводит к искажению и выхолащиванию самой сути нашей профессии. По определению мы должны быть с нашими учениками. На их стороне. Мы должны гордиться, когда они противоречат нам, высказывая собственные суждения, поддерживать их, когда им тяжело, помогать, если они попадают в трудное положение. Укреплять их и поддерживать, даже когда они неправы. Ведь только из этой позиции мы можем быть услышанными. Это и значит в нашей профессии «быть на стороне правды».

Больно и горько видеть дипломы, которые вернули учителям разочарованные дети. Никому такого не пожелаю. Но если все другие формы диалога с нашими учениками исчерпаны, значит мы действительно сотворили что-то страшное. И нет, не говорите «это не мы». Это мы. Педагогика предполагает сопричастность. Тем более, в таких тяжелых ситуациях.

Когда наши коллеги практикуют ложные доносы , не мы ли должны взять на себя ответственность за происходящее? Не нам ли разбираться с этим? Да, я не ставлю слово коллеги в кавычки, потому что понимаю: речь действительно идёт о моих и ваших коллегах. Возможно самое опасное — в каждом подобном случае кричать «это не я, я тут ни при чем!» Нет, ребята, мы все при чем! Это мы сделали, если не лично значит опосредованно. Позволили, промолчали, предпочли не заметить. Не объяснили им, что думаем, «не стали связываться» и таким образом, не поддержали, дали совершить этот страшный поступок. И так к предательству наших учеников прибавляется и предательство наших коллег.

Одним словом, последний круг Дантова ада.

Но кто же этот волшебник в голубом вертолете, который призван дать нам пресловутые уважение и значимость? Не в наших ли руках ключи от этой тайной комнаты? Разве не мы устанавливаем правила игры? Чем рискуют учителя, занимающиеся честно своим делом? Предположу максимально страшное (и малореальное) — увольнением? Ну так их с руками оторвут в соседней школе, если они профессионалы. Существует частная практика, репетиторство, смежные профессии наконец.

Значит ли это, что учитель должен непременно быть сильным, твёрдым, «борцом» за правое дело? Вовсе нет, характер у учителей может быть разным. Но объединяет их одно: они должны быть честными.

У нас могут быть разные взгляды, разные привычки, мы можем пользоваться разными технологиями. Мы, естественно, можем оказаться с учениками «по разные стороны баррикад». Но есть вещи, без которых профессия перестаёт существовать. Это — правда и умение чувствовать другого человека. Мы не можем обманывать себя и детей. Если нам кажется, что они ошибаются, мы должны потратить все имеющееся у нас время, чтобы объяснить свою позицию, помочь, предотвратить ошибку. Но мы не имеем права врать и манипулировать. Что бы ни произошло. Всегда будут отговорки и оправдания лжи. Так уж устроена сама ложь — она всегда идёт в наборе с удобными оправданиями. Но это и отличает значимых от незначимых: одни отговариваются, другие занимаются профессией. Если мы потеряем этот базис, боюсь, мы вообще перестанем быть нужны.

Учителей обижать нельзя. Этот принцип, кажется, такой древний и устоявшийся, что давно уже существует как абсолютная данность. И да, я совершенно с ним согласен. Учителей обижать нельзя. Ну а кого — можно? Учеников? Родителей? Вагоновожатых? Пилотов? Инженеров? Шахтеров? Кого? И ещё один вопрос мучает меня все больше: обижать — это как? Не сами ли мы оказывается в позиции обиженных, когда чувствуем: есть правда в некоторых словах... И привычно материализуется из воздуха, которым мы дышим, соблазн оправдания: а что мы можем сделать? «Мы люди подневольные... вы сами попробовали бы...» Только штука в том, что профессии шахтера или пилота не предполагают аргументов типа «вы сами попробовали бы». И наша тоже — не предполагает. А пользоваться ими — самый настоящий непрофессионализм. Совсем как у пилотов.

Учитель — самая прекрасная профессия. В первую очередь потому, что мы призваны говорить правду, в этом ее суть, в этом ее смысл. Мы — живые, мы — настоящие. Мы ошибаемся, сомневаемся, горячимся, плачем, когда нам плохо и смеёмся, когда нам хорошо. Нам бывает очень трудно, а бывает просто и легко. У нас есть право быть собой. Равно как и у наших учеников. Высочайший уровень рефлексии, к которому педагогика обязывает, позволяет нам не обижаться, а напротив, быть благодарными за то, что нам не дают забронзоветь и превратиться в карикатурный памятник самим себе. В этом и состоит наша значимость. Достойная уважения.

Мне одиннадцать. И у меня никого нет. Нет-нет, вы не поняли: конечно, у меня есть семья, и я ее очень люблю. Но семья — это семья. А с кем мне говорить о своих бедах и радостях?

С мамой? Но она в ответ на мои рассказы вечно начинает учить меня, как на самом деле нужно было поступить. Кстати, я совсем не против, наверное, она права. Ее взрослый опыт подсказывает ей подходящие поступки. Кроме того, я ее понимаю: она ведь хочет как лучше, хочет меня защитить. Но что поделаешь — я все чаще с ней совсем не согласен. Просто чувствую, что не согласен, а объяснить почему, пока не умею. Так и получается, что спорить не с чем, и я делаю вид, что все понял. И снова попадаю в безвыходное положение. Конечно, по своей собственной вине, тут и спорить нечего...

С папой? Но ведь он так занят, я совсем не хочу ему мешать. Он, кажется, с удовольствием проводит со мной время иногда, но я не знаю, как попросить его серьезно поговорить. И я только молчу и думаю. В силу возраста у меня еще нет настоящих друзей, это только разные люди, с которыми приятно поиграть, поболтать о том о сем, но открыть свое сердце невозможно. Мы просто этого пока не умеем.

Помню, когда мне было шесть, мы переехали в новую квартиру. Родители были очень рады, и я старался радоваться вместе с ними. Как умел. И вот мы идем в детский сад. В новый детский сад. Идем туда уже в пятый или шестой раз. И мне страшно и плохо. Потому что я совсем ничего там не понимаю, и мне кажется, что я малюсенький, а все — огромные великаны, которые меня просто не замечают. Идем мы с папой. Он, конечно, торопится на работу, я знаю это. Иду и молчу. У меня сильно-сильно болит живот. О чем тут говорить? Да и что сказать? Дело ведь не в том, что меня, например, обидели. Я, честно говоря, просто и не знаю, в чем тут дело. Скажут «привыкнешь», как и говорили не раз. А я и не понимаю совсем, что означает это самое «привыкнешь»... Знаю только, что сейчас мне так страшно, как никогда еще не было. И живот болит от этого. Все, что я чувствую, — это щемящее одиночество. Я не умею быть с ним. Возможно, меня кто-то мог бы научить с ним справляться, но кто меня научит? Я ведь один.

Еще совсем недавно я даже не думал обо всем об этом, я чувствовал, что мои родители защитят меня, объяснят все, что я должен знать. Сам не знаю, как произошло, что эта уверенность куда-то исчезла... Все случилось незаметно, само собой. Сначала я просто начал замечать, что мама все чаще раздражается. Раньше она была такой терпеливой и могла сколько угодно раз отвечать на один и тот же вопрос, пока я все-все не пойму. А стоило мне пойти в школу, как она чуть что начинает нервничать и говорить что-то типа "Ну как же ты не понимаешь, это ведь все знают". А я-то знаю, что это совсем не так. Это просто учителя придумали такой прием, чтобы с нами было попроще.

А еще теперь родители часто стали рассказывать мне, что я неправ. То есть что все правы, а я нет. Это бывает про учителя, про бабушку, про младшую сестру. Может, это и значит становиться взрослым? Когда как ты ни поступишь, все равно окажешься неправ...

А дальше вообще стало происходить что-то странное: я понял, что вопросы родителям задавать вообще не стоит. Потому что часто они вызывают у них такое состояние, что их просто становится жаль. Так было, например, когда я спросил папу (уже давно, пару лет назад, когда мне было девять), что такое презерватив. Я слышал, как мальчики произносили его и смеялись, а когда я спросил, что это, они засмеялись еще больше и сказали «спроси у родителей». Я спросил, а папа сказал, что такого слова нет, что мальчики просто его придумали от дурости. И сразу стал нервничать и спрашивать, «как вообще дела в школе». Теперь-то я знаю, что это такое, но папино смущение запомнил. Потому что сам смутился — наверное, в моем возрасте вопросы задавать уже не стоит? Зачем же мне его мучить? Сам должен разобраться. Проблема только в том, что со слишком многим нужно разобраться. Самому.

От всего этого холод пробегает по спине, и руки часто становятся влажными, и сосет под ложечкой. И хочется плакать. Может быть, я болен, и это такой диагноз — «одиночество детства».

Еще я очень страшусь того, что будет со мной дальше. Ведь пока чувство только усиливается. Потом мне будет 12, 13, 14. Я так боюсь, что это выжигающее душу одиночество останется со мной на всю жизнь! Боюсь так и не научиться говорить об этом. Боюсь, что для того, чтобы изжить его, я буду мучить жену и детей, стану заводить любовниц, буду вечно метаться между разными работами и людьми. Или, наоборот, замкнусь и уговорю себя, что это и есть жизнь.

Взрослые, поверьте, мне ничего от вас не нужно. Вы вечно боитесь, что вам будут «давить на чувства», даже понятие такое придумали — когда вам говорят о своей боли, значит, давят на чувства. Так вот: я не давлю, просто как умею рассказываю о себе. (Когда я вырасту, то, наверное, забуду об этом, так же как забыли вы, но пока помню — делюсь.) А вы уж сами как-нибудь разберитесь, с этим давлением. Поймите, я ведь впрямую и сказать-то толком не могу, нет у меня такой возможности. Во-первых, это очень трудно сформулировать — в моем-то возрасте! А во-вторых, представьте, говорю я, такой: «Как же я одинок...» Да взрослые просто с ума сойдут. Что они делать-то станут, сами подумайте?

Я спасаюсь от одиночества, придумывая все новые способы. Я честно стараюсь подружиться с миром. Почему же вы все судите и судите: с кем дружу, как учусь, что ношу, какую музыку слушаю. Вы ведете себя так, как будто сами не бывали на моем месте, как будто забыли, каково это — когда тебе одиннадцать и ты так одинок. Не потому ли и детство вы описываете как нескончаемый идиотский праздник — чтобы вытеснить и забыть. Уговариваете себя бесконечно, что они (то есть мы) выдумывают, кривляются, манипулируют. Страшен этот капкан. Подумайте: даже правду вам приходится оборачивать ложью. Все эти бесконечные разговоры о том, что родительство — тяжкий труд. А ведь все наоборот: если вы начнете верить, что дети живые, то как раз обретете свободу. Потому что поверите, что живые вы сами. Если мы можем быть одинокими, значит, и вы имеете право на грусть, слабость, одиночество, если мы плачем ночами, то и вы можете плакать сколько хотите...

Я не прошу вас ничего менять. Но почему же не посмотреть лишний раз в наши глаза? Не промолчать, когда очередная воспитательная гадость подкатывает к горлу? Не вспомнить, как было с вами? Не позволить нам и себе немного отдохнуть?

Я не хочу взрослеть. Вру, что хочу, потому что все договорились, что дети стремятся стать взрослыми. На самом деле я страшусь этого, боюсь, что будет еще страшнее. Как мне быть, посоветуйте? Нет ответа. Да и откуда — никого ведь нет: все взрослые заняты воспитанием меня...

Да-да, я знаю: родителям и так очень тяжело, у них и без меня комплекс неполноценности. И хватит ныть! И нужно родителей поддерживать.

Да я бы поддержал... Только у самого нет никаких сил.

Вы не замечали, что взрослые часто относятся к детям, как к неудобному объекту, который сильно усложняет их родительское существование? Как к назойливой мухе, от которой необходимо отбиться, как к маленькому негодяю, с которым нужно справиться любой ценой, и который, в свою очередь, только и думает, как сделать нашу жизнь невыносимой... Как будто речь о том, что мы всепонимающие ангелы, а они никчемные недоделки, которых главное сделать удобными для собственного пользования. Да, впрочем, и не для пользования. Так... лишь бы не мешали...

А чтобы не мешали необходимо создать четкий кодекс - что можно и чего нельзя, что для ребёнка является добром, а что злом. Отсюда - огромное количество взрослых утверждений, начинающихся словами "ребёнок должен". Должен понимать, должен есть, должен учиться, должен знать, должен уважать. Должен, должен и должен.

Не согласны? А вы взгляните на родительские форумы. И сравните их... со средневековыми советами по воспитанию раба.

Читаю: "Судя по описанию, ваша трехлетняя дочь - уже очень распущенная девочка. Если она не способна выполнять требования взрослых, нужно с этим что-то делать. Лучшее, что придумали наши предки - конечно, порка" (три смайлика).

Ещё цитата: "Если он начинает капризничать, нужно наехать на него хорошенько, чтоб неповадно было".

Раб, не имеющий права на личную жизнь, на собственные поступки и даже на человеческие эмоции.

Бесчисленны и пугающе однообразны инструкции по применению жестких методов так называемого воспитания. Жесткость и непреклонность объявляются главные добродетелями взрослого мира. Глаголы "наказывать", "заставлять", "пороть" не сходят со страниц форумов. Редкая личная история обходится без горделивого "я поставил его на место" или "нужно уметь заставить себя уважать".

Все наши обмороки по поводу физических наказаний, да и вообще насилия над детьми, увы, не ведут ни к чему и ничего не меняют. Предлагаю подойти к вопросу совсем с другой стороны. Давайте попробуем понять, какова ваша цель? Да, я не оговорился: конкретно - ваша? Когда вы, например, наказываете человека, чего вы на самом деле хотите? Почему выбираете именно такой путь взаимодействия - путь унижения, лишения свободы выбора и агрессии? (Ну, а если вы этого, к счастью, не делаете, попробуйте пофантазировать о своих знакомых)

Вопрос кажется простым, но, как будто застигнутые им врасплох, родители обычно предлагают самые странные ответы.Так, в одном из комментариев к моей статье читатель пишет: "нужно быть жёстче - если их жалеть, они научатся манипулировать..." И я в очередной раз поражаюсь такому странному кульбиту взрослого сознания... Разве не является совершенно очевидным, что если их жалеть - они научатся жалеть, неужели и правда непонятно? Ведь как раз обратное утверждение является признаком типично манипулятивного мышления.

За примерами далеко ходить не надо, выглядит это примерно так:

Думаю, далее продолжить этот ряд способен каждый.

На деле же все значительно проще: система личного примера действительно работает как часы:

Разве простейшая логика (да-да, не наука педагогика, не любовь к собственному ребёнку, а просто логика) не приводит вас к мысли о том, что чему учишь - тому и научишь? И наоборот: невозможно постоянно подавая дурной пример - жестокости, жадности, ненависти, взывать к доброте, отзывчивости и порядочности.

Впрочем, сказать лучше Лермонтова у меня вряд ли получится. Напоминаю:

"Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать <... > И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины..."

Сказано, на мой взгляд, исчерпывающе и до боли точно. Как будто эти строки писал педагог-практик, знакомый с самыми современными педагогическими исследованиями. Что сказать, гений - он и есть гений...

А ещё понятнее у другого гения - Высоцкого:

"Если поросенком вслух, с пеленок

Обзывают, баюшки-баю,-

Даже самый смирненький ребенок

Превратится в будущем в свинью!"

Опять не верите? Опять найдёте тысячи возражений, скажете, литература одно, а жизнь другое? Ох, ребята, лучше не проверяйте...

Ещё один мотив подобного поведения был заявлен мне знакомой мамой, когда я предложил ей защитить девятилетнего сына от взрослого хамства её знакомого. Она возмущённо возразила: "Но ведь он должен быть готов к сложностям мира. В том числе, и к хамству! Его не всегда будут облизывать со всех сторон..." Тут я должен на миг остановиться и признаться, что и подобные жизнеутверждающие аргументы я слышал неоднократно. Полагаю, вы тоже с ними не раз встречались. Логика примерно такова: поскольку жизнь сложна и несправедлива (так, во всяком случае это звучит в устах апологетов данного подхода), устроим нашим детям "учебку" - будем потихоньку портить им жизнь сегодня, чтобы к своему будущему они подошли во всеоружии... То есть, научились тому, что такое настоящее хамство и предательство близких, и стали взрослыми безразличными жлобами.

Так вот, друзья, что хотелось бы сказать: хамство, к моему огромному сожалению, найдёт наших детей и без нас, с тяжелыми ситуациями в жизни они встретятся, вероятней всего, не раз и не два. Зачем же мы устраиваем им этот кошмар заранее? Зачем мучаем их, когда есть возможность спокойно жить, расти, знакомиться с миром? И заметьте, как сам язык предаёт нас, как в подобной ситуации любовь и принятие заменяется глаголом "облизывать". Как будто мама стыдится собственной любви, как будто она оправдывается перед мифическим судьей, который накажет её за излишнюю ласку по отношению к собственному ребёнку. "Облизывать!.."

Страшные и жестокие проявления близких могут только усугубить надлом в детском сознании. Мы же должны всеми силами отодвигать возможный удар, смягчать его, если он неизбежен. Это ведь именно то, что на умном языке называется родительской функцией.

Человек учится противостоять хамству, равно как и всякой другой гадости, когда у него появляется бесценный опыт созидающего и поддерживающего человеческого взаимодействия, когда он начинает ценить собственную личность и личность другого. Именно это учит ребёнка не давать себя в обиду, а равно - защищать других. А вот положение, при котором наглый взрослый, пользуясь собственной силой и статусом унижает его, учит его прямо противоположному - лгать, втягивать голову в плечи, пытаясь исчезнуть, а со временем - при любой возможности измываться над более слабым: в точности как учили.

Брутальный папа пишет в форуме о воспитании: "Лучший способ справиться (заметьте: справиться! Словно о стихийном бедствии...) с истериками - не обращать на них внимания. А если становится невыносимо (невыносимо, конечно, нам, просветленным родителям - кто берет в расчёт детское "невыносимо"!) - наказать как следует". Оставляя в стороне свои страшные догадки на тему "наказать как следует", обращу ваше внимание на типичный тон и подход: высшее существо пытается сладить с зарвавшимся мелким подонком.

Представляете, какой ад возникает в душе ребёнка? Мало того, что мне так плохо, я ещё и один! Один на целом свете. Не считая родителей, которые всегда готовы сделать так, чтобы стало ещё хуже...

И в качестве полировки, типичный аргумент взрослых: "меня тоже так воспитывали и ничего"... Что - ничего? Кому - ничего? Кто сказал вам, что вы прекрасны в своей узости, жестокости, агрессии, неспособности принять, даже не принять - хотя бы увидеть человека рядом с собой? Откуда известно, что эти методы воспитания привели к положительным результатам? Мы выжили? Вот уж действительно, и на том спасибо!

"Увязшие в собственной правоте, завязанные в узлы..." (с)

Один из старых родительских страхов (лично мне известный ещё от моей бабушки) - что мой ребёнок не подаст мне стакан воды в старости. Такая вот прозрачная аллегория. Если воспользоваться ею, можно не сомневаться: не подаст! Откуда ему взяться, этому стакану, если всю жизнь человека учили только жестокости, ненависти и тому, что когда тебе плохо, окружающие способны увидеть лишь твою манипуляцию?...

Впрочем, не буду слишком пугать читателя: стакан, может и подаст - общественное мнение, все-таки велит противостоять собственным желаниям и справляться с порывами. Но ненависть и к вам, и к этому стакану гарантирована.

Вы привычно спросите, что со всем этим делать... А я привычно отвечу: ровным счетом ничего. Все методы, упомянутые выше никому не нужны, никому не несут даже минимальной пользы. Ни наказания, ни "учебка", ни агрессия. Они лишь неуклонно, шаг за шагом ухудшают будущее - детское и наше собственное.

Просто пришла пора освобождаться от роли заложников чужих галлюцинаций и собственного прошлого, выхолощенной морали и представлений соседки о нравственности, навязанной этики и воспитательных симулякров.

Ведь все мы интуитивно знаем ответы. В том числе в ситуациях, когда творим зло, приговаривая "это любя", прикрываясь собственными страхами. И нет тут никакой родительской западни. Разве что тяжёлая иллюзия, морок. Нужно только сделать шаг в чудесный мир, в котором ждут те, кто любит нас больше всех на свете - наши дети. Они очень ждут. И, не сомневайтесь, они нам помогут.

И снова предлагают нам поучаствовать в сговоре взрослого мира против детей. Слыхали? Новость сформулирована так: cледственный комитет хочет обязать врачей сообщать о половой жизни несовершеннолетних .

На этот раз, надо сказать, пафос достиг необычайных высот: "Мы должны их спасать!" Да и когда, впрочем, бывало иначе? Предательства, конечно, могут выглядеть по-разному, но есть и безусловное сходство, объединяющее их: всегда предатель оправдывает себя высшим смыслом: "Так лучше для Родины, для семьи, для Всевышнего, для детей, для нации"...

Вот и опять, соглашаясь на эту низость, нам в очередной раз придётся успокаивать себя подлейшей мантрой: "это для их же блага". Впрочем, это ведь так по-взрослому — сначала довести людей до состояния, когда они просто не могут позволить себе с нами говорить, а потом измываться над ними же, заявляя: "А что с них взять-то? Они ведь сами не могут отвечать за себя... вот и приходится нам брать ответственность, пусть даже и таким не особо гуманным способом".

Но давайте о практической стороне дела. Представляете, какие последствия такое решение неминуемо повлечёт за собой?

Первый результат, думается, самый очевидный: мы в очередной раз демонстрируем неспособность общаться с детьми человеческим способом, в очередной раз как будто призываем не верить нам, не принимать нас всерьез. Разве я – подросток – стану искать поддержки и помощи у тех, кто с такой поразительной лёгкостью готов предать меня, да ещё и оправдывая своё предательство мифическим моим благом?

Во-вторых, резко сократится количество обращений к врачам. Разве я — подросток — стану прибегать к помощи взрослого, пусть даже и в ситуации острой необходимости, если понимаю, что моё обращение станет всеобщим достоянием? Нет, я привычно сохраню свою тайну, пусть даже ценой опасности для собственного здоровья или даже жизни.

В-третьих, мы снова провозглашаем культ силы, культ превосходства высших существ над низшими, когда одни торжественно берут на себя ответственность за других. "Долой права человека: человек в опасности!"

Отдельная тема – половая дискриминация, заключённая в этом диком предложении. Каким, интересно, образом будет проверяться факт сексуальной активности у мальчиков? Ага, вот именно - никаким. А с девочками все ведь намного проще, не так ли? Вот им и отдуваться по полной. Прекрасное сообщение взрослого мира подрастающему поколению – как о месте женщины, так и об ответственности мужчины. И заодно попробуйте представить себя на месте этой девочки, которая решает, идти ей к врачу или нет. Когда на одной чаше весов здоровье, а на другой – честь и самоуважение.

До какого же состояния мы довели отношения с детьми, если для того, чтобы их защитить, сначала нужно их поймать, запугать и предать?!! Если мы не просто сомневаемся, а уверены в том, что они не обратятся к нам за помощью и поддержкой в случае беды, что единственный путь их защиты - это их же предательство?

Однако, с другой стороны — если представители закона говорят об этом, возможно, мы чего-то не знаем, и ситуация близка к катастрофической. (А я, кстати, вовсе не сомневаюсь, что инициаторы руководствуются самыми благими намерениями. Только это тот самый случай, когда ими выложена дорога сами знаете куда...)

А раз так — давайте же что-то с этим делать!

Итак, первое: прекратить прекраснодушничать и однозначно определить понятие насилия. В условиях, когда на полном серьезе обсуждается польза физических наказаний, невозможно избежать насилия. Или иными словами, воспитывая насилием (даже допуская его), мы с одной стороны растим насильников, а с другой — сами провозглашаем насилие нормой. Давайте называть вещи своими именами: не бывает насилия большого и малого. И наши дети способны это понять. Если удар "по попке" считается воспитательным моментом, начинает действовать двойная мораль. А когда рамки размыты и не ясны до конца, появляется «серая зона». Любое физическое действие по отношению к человеку против его воли является преступлением. Точка.

Второе. Если допускается, что просвещение может привести к распущенности (хотя даже простое наблюдение однозначно свидетельствует об обратном), неминуемо растёт опасность насилия. Человек должен понимать, что именно является «красной чертой». В частности, должен понимать, что тело неприкосновенно. И ответственность взрослых в том и состоит, чтобы помочь детям понять и принять этот принцип. А если, не дай бог, случилась беда, осознать это и обратиться за помощью. Такое возможно только в случае, если человек способен классифицировать совершаемые по отношению к нему действия. А гарантировать такое понимание может только просвещение. Ведь если ребенок не получает ответы на свои вопросы от нас, он неминуемо станет искать их у других, и уж конечно найдет их – например, в подворотне.

Третье. Когда ребенок уверен в том, что ему есть, куда обратиться, когда он понимает, что взрослые - люди ответственные, что они готовы оказать ему поддержку, а не окончательно испортить жизнь, он непременно расскажет нам обо всем. Расскажет, потому что это естественно для человека - делиться, просить помощи и принимать ее. И наоборот, когда взрослые — враги, способные увидеть в детях только обузу, распущенность, незрелость, безответственность, никогда они не обратятся к нам. И придётся придумывать все новые жалкие и подлые ухищрения для того, чтобы шпионить за ними. За ними – за нашими самыми близкими и любимыми (во всяком случае на словах) людьми. С людьми нужно разговаривать. Тогда не придется их принуждать.

Путь взаимодействия с детьми, конечно длиннее. Ведь чтобы осилить его, нужно работать с педагогами, психологами, вести долгие беседы, сомневаться, создавать программы. А еще надо признать, что воспитывать в данном случае нужно нас – взрослых. Помогать избавляться от наших страхов, разъяснять последствия унижения наших близких, напоминать о любви и ответственности. Наверное, намного проще снова крикнуть «ату его», отнестись к ним, как к бездумным зверькам, и загнать в очередную клетку. Вот только результаты будут теми самыми, которых мы так боимся. Мы ведь многократно пробовали, не так ли?

Остановитесь, взрослые! Предать детей проще всего – они слабее, и потом, многие из них нам все еще верят - что стоит их обмануть?..

Но это ведь, кажется, тот самый случай, когда они нуждаются в нашей защите? И нам представляется уникальная возможность помочь им. И защитить.

«Послушайте, да он же у вас просто гиперактивный!, — возмущенно заявляет учительница маме девятилетнего сына. — А ещё он рассеян, невнимателен, да и вообще — никудышний ученик!» И приходит расстроенная мама и умоляет хоть чем-то ей помочь.

Знакомимся мы с её сыном и выясняется, что он... просто живой. Да-да, в смысле — живее других. То есть, активнее, непосредственнее, ярче.

Но жребий брошен: он никудышний ученик! На современном языке этот жребий имеет научное название: СДВГ. Слыхали такую аббревиатуру? Расшифровывается она так: Синдром Дефицита Внимания и Гиперактивности.

Нет-нет, погодите говорить «эта тема слишком специфическая, и мы тут совершенно ни при чем». Дело в том, что уже завтра вы неожиданно для самих себя можете оказаться более чем «при чем». Ведь СДВГ ставят сегодня чуть ли не каждому четвёртому ребёнку. Любое отклонение от так называемой нормы все чаще называется именно так. Это, кстати, очень удобно, когда диагноз всегда под рукой, не правда ли, коллеги?

Критичен? СДВГ. Непоседа? СДВГ. Перебивает старших? СДВГ. Бежит, когда другие боятся сдвинуться с места? Опять СДВГ.

Что же это за штука такая? С одной стороны, родители, однажды познакомившись с этим «диагнозом», боятся его как огня, считая, что уже само упоминание СДВГ способно испортить жизнь. Но с другой — все больше семей сталкивается с этим определением сущности их ребёнка. И чаще всего оно обрушивается на родителей внезапно, приводя их в состояние беспомощности и растерянности. Так что стоит попробовать разобраться.

Для начала отвечу на возможный вопрос, отчего я ставлю слово «диагноз» кавычки. Да потому и ставлю, что диагноза тут, похоже, никакого нет. Речь идёт о личностной особенности, причём особенности удивительной!

«Но позвольте, — возразят родители и учителя, — значит нет никакого СДВГ? Отчего же тогда мы все чаще и чаще сталкиваемся с этой аббревиатурой?» А вот этот вопрос действительно интересен.

Все дело в том, что в современном мире дети в самом деле все менее походят на своих предшественников. Все чаще миром востребованы такие качества, которых у нас с вами нет и в помине. Более того, это те самые качества, которые нашими прежними наставниками не так давно безоговорочно объявлялись безусловным злом.

Часть из них вполне можно перечислить:

Скорость реакции (ср. «сначала думай, потом — говори»)

Умение делать несколько дел одновременно (ср. «закончи одно, потом принимайся за другое»)

Сосредоточение сразу на нескольких объектах (ср. «надо уметь выбирать главное»)

Способность к размышлению в движении (ср. «сядь спокойно, не вертись»)

Спонтанность (ср. «помолчи, потом поймёшь»)

Да и многие-многие другие.

На наших глазах, вслед за технологическими и структурными изменениями нашей жизни, естественным образом происходят изменения в структуре личности. Когда я (и не я один) раз за разом твержу о способности современных детей одновременно писать, слушать музыку, есть мороженое и собирать конструктор — это и есть то, что все чаще называют СДВГ. Совсем недавно это считалось отклонением от т.н. «нормы». Да и сейчас ещё считается. Во множестве статей на эту тему авторы с одной стороны ужасаются все возрастающему проценту детей с СДВГ-особенностью (называется цифра до 25%!), а с другой — призывают как можно скорее найти способ «лечения». А между тем, если речь идёт уже о настолько массовом явлении, может, как говаривал М.М. Жванецкий, «пора в консерватории что-то поменять?»

Совсем недавно взрослые считали своим долгом сделать все, чтобы отстроить жизнь и мировосприятие такого живого ребёнка по своим лекалам. А между тем все более ясно, что этому давлению противостоит некое базисное свойство нынешнего поколения. Свойство, которым мы не владеем. И смириться с которым нам сложно по целому ряду причин.

А в качестве «довеска» ещё одна особенность современных детей проявляется все более явно: они способны к сопротивлению. Всеми доступны способами. Они не собираются автоматически принимать на веру наши догмы. И, заметьте, в их детстве, в отличие от нашего, есть огромное количество возможностей не только усомниться, но и проверить эти самые догмы.

Вот что пишет Питер Грей, профессор психологии из Бостонского колледжа:

«СДВГ можно назвать "синдромом конфликта со школой". Что означает диагноз СДВГ? Попросту говоря, это неспособность ребенка адаптироваться к условиям обычной школы. Большинство диагнозов опираются на наблюдения учителей. Обычно "проблемный" ребенок становится источником постоянного раздражения учителей: он невнимателен, не выполняет заданий, мешает классу, вертится, болтает, — и учитель последовательно подводит родителей к мысли о необходимости консультации специалиста о возможном наличии СДВГ. Стандартные диагностические анкеты содержат мнение учителя и родителей относительно поведения ребенка. Если оценки отвечают заданным критериям, ставится диагноз. Ребенка затем могут посадить на ... различные препараты ... и конфликтов в школе сразу становится гораздо меньше. Ребенок делает то, что сказал учитель, дисциплина в классе восстанавливается, и родители облегченно выдыхают: лекарство работает!»

На всякий случай оговорюсь: безусловно есть люди, которым нужна помощь, в том числе и медикаментозная. Но ведь когда человек, не умеющий справиться со своим раздражением, принимает успокоительное, нам (надеюсь!) не приходит в голову объявлять его больным. Вот так же, имея дело с частным случаем, когда лекарство необходимо, не стоит, поддаваясь соблазну, торопиться объявлять частное общим.

Не буду сейчас писать, откуда берётся эта личностная особенность. Читайте сами, написано действительно много. Лишь для примера приведу слова замечательного Кена Робинсона:

«В результате действия нынешней модели образования наблюдается целая эпидемия, которая по большому счету является фикцией. Это эпидемия СДВГ(синдрома дефицита внимания и гиперактивности). В наше время на детей действует больше раздражителей, чем когда-либо в истории человечества. Каждый источник информации старается завладеть их вниманием, будь то компьютеры, сотовые телефоны, реклама или телеканалы. Но им нельзя на это отвлекаться, иначе их ждет наказание. Отвлекаться от чего? От скучнейшей тягомотины, которую преподают в школах».

Знаете, зачем я пишу это, дорогие родители будущего или настоящего «сдвгшника»? Да просто хочу поздравить вас с замечательным ребёнком!

Действительно — замечательным! Расскажу вкратце, как примерно это явление выглядит в его ежедневной практике.

Пишет, скажем, человек контрольную и вдруг видит за окном прекрасную бабочку. Многие одноклассники её попросту не замечают. А это ведь, согласитесь, так важно! И совсем не очевидно, что контрольная важнее. Вот и стремится наш СДВГ-герой обратить внимание всех на это явление. Понимая, что происходит нечто важное, он просто должен немедленно поделиться этим важным со всем человечеством. Это не преувеличение — действительно со всеми!

Ещё пример. «Сдвгшник» умеет замечать одновременно ВСЕ происходящее, причём за доли секунды. Нет, он не невнимателен, он внимателен сразу ко всему. И сразу на все реагирует. Он видит, как одета учительница, упавший у кого-то карандаш, портрет писателя на стене, слышит разговор друзей за задней партой, замечает, как движется секундная стрелка на часах, одновременно вспоминая вчерашний вечер и думая о вечере сегодняшнем. Взрослые твердят ему, что нужно выбирать главное, но как его выбрать? Что тут главное? Поди разберись!

Почему, скажем, он куда-то бежит (а не идет)? Да потому что сейчас, именно в эту секунду, он должен быть в другом месте. Обычный человек остановится и подумает. И, возможно, останется на месте. А наш герой, подверженный минутному порыву, немедленно должен оказаться именно там, куда влечёт его мысль. А мыслит он очень быстро. Да-да, он мыслит прямо противоположным образом, чем это обычно представляют. Он оперирует долями секунды.

Ещё одна особенность: такой человек выражает свои чувства неординарным, непривычным для нас способом. Например, если его обидели, он вовсе не обязательно «даст сдачи». Более того, требовать от него такой реакции — значит вступать в конфликт с самыми базисными свойствами его личности. Его чувство справедливости устроено иначе: он переживает любую ситуацию намного ярче, чем мы с вами. Количество ассоциаций в такие моменты просто «зашкаливает» и предложить ему механически заменить одну реакцию на другую — значит заставить его предать самого себя. Представьте себе мультфильм с очень яркими цветами. Такими яркими, что глаза режет. Вот так примерно он и видит наш мир, так и живёт в нем — ярко и сочно. (Думаю, вы понимаете, что по той же причине «сдвгшник» с другим характером в подобном случае может дать сдачи так, что мало не покажется...)

Я совершенно уверен, что для людей с так называемым СДВГ предуготована удивительная судьба. Если, конечно, не перепахать их в детстве. Это ведь удивительный дар — ощущать такую одновременность событий. Именно дар, который может обернуться настоящей наградой и для него, и для окружающих.

Но, увы: в рутинной практике эта награда может показаться проклятьем. Причём и ему, и нам. Ведь мир построен по определенным лекалам. Мы хотим видеть их рассудительными, степенными, весомыми. А «сдвгшник» попросту не может, не умеет быть таким.

А еще добавим, что он знает об этой своей особенности. Уже потому, что ему постоянно на неё указывают. И поэтому, когда его вновь и вновь ругают, очень расстраивается. Расстраивается по модели «ну вот, опять я сорвался, опять не смог, опять выясняется, что я никчемный урод, совсем непохожий на нормальных людей»...

То, что нам следует делать — это не менять его, а помогать познать самого себя. Помогать, помня о том, что для нас часто неведомы его инструменты взаимодействия с действительностью. Причем делать это осторожно и терпеливо. Вот тогда и научится он владеть этими собственными инструментами, превращая набор случайных и непривычных для нас цветов в поразительную по красоте палитру.

Главное средство помощи — положительная обратная связь. Не «у тебя опять ничего не получается», а «смотри, как ты можешь». Не «посмотри на хороших мальчиков и девочек и стань таким же», а «расскажи мне, как это происходит у тебя, и мы вместе попробуем найти новые возможности использовать твои умения». Не «ты совершенно несносен», а «я знаю, что тебе, как и мне, бывает тяжело, но мы непременно найдем способ изменить это».

И тогда перед ним открываются настоящие голубые дали. И выясняется, что СДВГ — синдром артистов и художников, изобретателей и психологов, мечтателей и новаторов. Точнее, это синдром всех профессий, где востребована повышенная рефлексия, быстрота реакции, способность ощущать собственную и чужую боль, замечать то, мимо чего другие просто пройдут, не оглядываясь.

Не надейтесь: они никогда не будут «нормальными». И навсегда останутся неудобными. Но перед ними открыты удивительные и разные дороги. И в определённом смысле от нас зависит, станут они черными меланхоликами, разочарованными в окружающем мире, находящимися в перманентном конфликте с его ритмом, нормами, догмами. Или яркими, открытыми, творческими. Такими, какими их создала природа на радость нам всем и им самим.

Будете ломать — получится первое. Будете поддерживать — второе. Вот и выбирайте.

Так что — да здравствует СДВГ! И радуйтесь, дорогое родители, если у вас неудобный ребёнок. И не торопитесь его менять. Он все равно не изменится. Максимум — огрубеет и станет законченным невротиком.

А вместо этого всегда помните, что ему нелегко. Нелегко, но очень интересно, намного интереснее, чем нам с вами. И тут, безусловно, есть чему завидовать. И учиться.

Предлагаю отметить день защиты детей. Присоединяйтесь!

Хотите защитить от агрессии? Это просто: не будьте агрессивны. Совсем. Оставьте все эти "прекратисейчасжеатоянезнаючтосделаю!!!" Сорвались - просите прощения. Не умеете – учитесь. Лучше на супругах и друзьях. Перестаньте оправдывать собственные гадости чьим-то "плохим поведением, непослушанием, неумением себя вести". Ах, мы не справляемся с собственным раздражением? Но чья же это проблема? Не наша ли? Вот давайте и защитим их заодно от наших проблем. Ну, например, хотя бы сделаем пару глубоких вдохов перед тем, как совершить очередной агрессивный выпад. Если хотя бы в 10% случаев этой секунды хватит для того, чтобы снизить обороты, это уже станет отличным началом. Получилось: хоть разок, а защитили!

Слишком просто? Слишком банально? А вы попробуйте, и увидите, как быстро они начнут отличать собственные чувства от чужих, выбирать и осознавать; как быстро они начнут жить, не опасаясь нашей агрессии.

Хотите защитить от лжи? Перестаньте врать, раз и навсегда. Про что бы то ни было. Хотя бы постарайтесь. Или хотя бы начните замечать (отмечать), когда врете. Прекратите строить из себя Кассандру и рассказывать им, как они будут жить через 5 или 20 лет: вам не дано этого знать. Прекратите рассказывать истории о том, что если он(а) не выучит математику, то непременно станет несчастным. О том, что вредно, а что полезно - в следующие двадцать лет представления об этом изменятся так же, как изменились и в предыдущие. Перестаньте делать вид, что знаете, когда жарко, а когда холодно: даже про самих себя мы понимаем это с большим трудом. Перестаньте отводить глаза и придумывать себе занятие, если их вопрос вам неудобен, выдумывать причины, по которым проводите с ними недостаточно времени, да мало ли еще что!... Дайте им возможность научиться отличать ложь от правды. Это поможет им в будущем самим себя защитить.

Хотите защитить от манипуляций? Прекратите манипулировать. Хотя бы на время постарайтесь снять зависимость от вашего настроения, состояния, оценок. Не шантажируйте их собственной любовью (даже если предположить невозможное и поверить, что в момент шантажа вы их любите), не превращайте в проституток, готовых согласиться на формулу "если ты сделаешь то-то, я дам тебе то-то"…

Хотите защитить от насилия? Дайте им расти свободными. Прекратите воспитывать раба: "Сделай то-то, скажи так-то, принеси, убери..." Да еще и оправдывать себя очередной ложью : «так устроена жизнь, иначе он(а) не выживет». Пусть пробуют, творят, спорят, проверяют. Когда насилие проявляет другой взрослый (учитель, прохожий, бабушка и др.), просто защитите их, дайте почувствовать счастье от того, что они кому-то действительно важны. Наверняка будет непросто, но появится настоящий повод гордиться собой.

Хотите защитить от ненависти? Не забывайте говорить, что любите. И себя хорошо бы спросить, что это значит — любить. Перестаньте действовать по принципу «потерпи, сейчас я сделаю тебе больно, но это от большой любви: вырастешь - поймешь.» Не поймет. И не от любви. С каждым днем все горше будут детские слезы, все страшнее будет разрыв между тем, что считают жизнью они и тем, что навязывается им нами. И ненависть будет копиться и копиться, пока однажды не вырвется наружу — и ведь так часто мы являемся свидетелями этого «выброса». Разве не страшно?

Знаю, насколько все это непросто на практике. И когда я пишу «вы», имею в виду «я». Знаю, что такая ИХ защита требует ежедневной НАШЕЙ работы. Но ведь вот же он — повод.

Список ситуаций, в которых им требуется защита от нас, можно продолжать и продолжать. Уверен, любой взрослый справится с добавлением новых пунктов самостоятельно.

Попробуем? Ей-богу, одно это станет весомым вкладом в дело защиты детей. Давайте хотя бы денёк, а? А дальше — вдруг привыкнем?..

Ужас в том, что детские самоубийства продолжатся. И станут происходить ещё чаще. И это, увы, совершенно точно.

На наших глазах происходит то, что к несчастью, должно происходить: молодые люди разного возраста не справляются с такой действительностью и выбирают единственный выход – прервать этот кошмар.

Поясню. Сравнительно недавно (лет 25 назад) ситуация для человека 13-17 лет была пусть не идеальной, но безусловно понятной. Его жизнь, сосредоточенная на пятачке, оставленном ему для существования институтами подавления – в первую очередь, школой и семьей - текла своим чередом. Все вокруг были несвободны, мир был сер и предсказуем. Возраст совершеннолетия манил намеками на относительную независимость. Все это вполне вписывалось в общую картину действительности. «Взрослое» право на подавление личности практически не могло оспариваться самой этой личностью. Да, и тогда было горько от того, что тебя не понимают, от отсутствия права на самое себя, однако, что поделаешь: вероятно, так устроена жизнь...

Сегодня же ситуация принципиально иная. Осязаемая открытость мира, проявляющаяся, в частности, уже в самом наличии социальных сетей, в открытом общении с сотнями собеседников, в возможности с легкостью дотянуться до любой информации, привела к тому, что индивидуальная цена личности резко пошла вверх. Что особенно важно – в глазах самой личности. Что еще более важно – это ощущение многократно усиливается максимализмом прекрасной поры переоценок, именуемой переходным возрастом. Да-да, что бы ни говорилось о "закручивании гаек", один тот факт, что человек может за несколько минут создать и продемонстрировать миру собственное творение (неважно, идёт речь о музыкальном клипе, фотографии или статусе в социальной сети), меняет всю систему его отношений с действительностью. Он становится её созидателем. У него априори появляется право (замечу, подтвержденное практикой право) на собственное мнение, независимые суждения, личные оценки. То есть то самое право, даже намек на существование которого, так часто приводит в состояние неистовой злобы многих взрослых. (Замечу, в парадигме повсеместного унижения детства одно только признание этого права уже способно перевернуть мир)

Так вот, когда человек живет с ощущением того, что он способен изменить мир, повлиять на него, сделать его лучше, а в школе, например, сталкивается с принципиально иной системой координат, в которой нет места ни творчеству, ни личностному проявлению, ни свободе, когда, наоборот, именно за созидание и собственную позицию его наказывают и проклинают, в душе его возникает жесточайший конфликт. И за спасением он отправляется туда, где, по идее, должен быть тыл, пространство покоя и любви - то есть, в семью. Если же и дома, вместо ощущения любви и покоя, он сталкивается с насилием, граничащим с изощренными пытками, человек может просто не выдержать. А пыткой в этой ситуации может стать даже самая простая нотация, типа "я столько раз тебе говорил, что такое поведение не доведет до добра". То есть переход родителей на сторону взрослого мира, который воспринимается как окончательное предательство. И, кстати, безусловно, им и является.

Сегодня право человека на самого себя осознается намного раньше и намного острее, чем еще несколько лет назад. И выходит, что с одной стороны человек вследствие разнообразных процессов раньше начинает любить и ненавидеть, раньше понимает разницу между первым и вторым, раньше готов проявить себя через осознанное действие. А с другой – вынужден находиться в рамках системы подавления, действующей под прежними лозунгами «созидания личности» (по-видимому, из праха, именуемого детством), и оправдывающей себя наличием неких псевдо-важных псевдо-функций – воспитание, образование, формирование и пр. И это уже не конфликт, это настоящая война. А точнее – бойня.

«Двум богам служить нельзя». Именно поэтому мальчики и девочки взрывают эту действительность таким страшным способом – через самих себя.

"Но ведь речь идет о "ничтожном меньшинстве", - скажут мне. Да, пока речь о единицах (единиц этих - вдумайтесь! - в России уже 16 на каждые 100000 подростков), о детях с особой организацией нервной системы, я бы сказал, об особо тонких детях, но разве есть у нас право успокаивать себя этим? Особенно сейчас, когда стороны этого конфликта ужесточают свои позиции. Кто будет следующим? Кого из них настигнет состояние надрывного отчаяния, из которого не найдётся другого выхода, кроме прыжка в бездну?

И как часто представители взрослого мира, столкнувшись с очередной трагедией, безвольно разводят руками и лепечут: "Мы ничего не замечали... Все было как у всех... как всегда..." Вот в этом-то "как всегда" и сосредоточена правда. Все уже лет сорок не "как всегда", неужто не заметили?

Вероятно, кто-то с радостью попытался бы сделать из вышесказанного и прямо противоположный вывод: необходимо окончательно закрепостить детей, лишить их возможности общения, лишить даже относительного права на личностное проявление, посадить на цепь и сделать заложниками собственных представлений.

Но в том-то и дело, что сегодня это совсем невозможно. Драматургия современного мира не позволяет. Думаю, даже самые закостенелые реакционеры это понимают.

Несколько лет назад я написал, что нынешнее поколение школьников увидит полный распад современной системы образования. Мы все еще в начале этого процесса, хотя он больше и больше набирает обороты. Многое еще можно изменить. И менять нужно срочно, если мы не хотим, чтобы этот каток проехал прямо по нашим детям. Да-да, и по вашим тоже.

А начать нужно вот с чего: ДАЙТЕ ДЕТЯМ ТЫЛ!

Пусть у них будет хотя бы одно место на свете, где можно отлежаться, собраться с силами, отстраниться хоть на время от этого неизбежного и разрушающего их конфликта. Просто почувствовать себя среди своих. И отдохнуть.

Если я удерживаюсь от того, чтобы приставать к людям, они сами заботятся о себе. Если я удерживаюсь от того, чтобы приказывать людям, они сами ведут себя правильно. Если я удерживаюсь от проповеди людям, они сами улучшают себя. Если я ничего не навязываю людям, они становятся собой. Лао Цзы

Если бы вы только знали, как надоело мне спорить с образовательными реакционерами... Бесконечно доказывать, что школа в её нынешней ипостаси ведёт к невежеству и ненависти к учению. Бороться с закомплексованными мутантами, озабоченными лишь самоутверждением и консервацией собственного прошлого. Натыкаться раз за разом на глухие тезисы типа "нас так учили и ничего"...

Поэтому на этот раз я просто расскажу вам удивительную историю об одном мальчике. Мальчике, который в 10 лет не умел ни считать, ни писать. И читал по слогам и с большим трудом. Ни один случай в моей практике не опровергает настолько жёстко, хлестко и точно идею классической системы образования.

Так вот: он пришёл к нам в третий класс. Не подумайте плохого — у него замечательная семья. Но так уж сложилась жизнь, что до третьего класса он совсем не учился. Не просто не учился, но и в школу никогда не ходил. Не был он и на домашнем обучении — просто рос свободно, беседуя о том - о сём с окружающими его людьми. В восемь лет сам немного научился читать, а писать так и не научился. При этом его ни в коем случае нельзя было назвать неразвитым: это был интересный и самостоятельный в суждениях собеседник, тонкая и наблюдательная натура. И вот однажды он спросил (совсем как в сказке про Буратино): "Ведь все дети ходят в школу, почему же я не хожу?" Поскольку родители его были людьми чуткими, подумав немного, они и привели его в школу.

Надо сказать, что его учителя поначалу пребывали в некоторой растерянности. Сами посудите: третий класс, а он с трудом разбирает слова, пытается писать печатными буквами, путая их и переставляя местами. Признаюсь, мы считаем себя гибкими, "продвинутыми" и готовыми к любым экспериментам, да и в практике у нас бывали самые разные случаи, но такого, чтобы человек в 10 лет был совершенно не знаком даже с программой первого класса, конечно, не случалось. Однако, поскольку дело обстояло именно так, мы решили: эксперимент так эксперимент. Никакого форсирования! Пусть он идёт своим путём и в том темпе, который кажется ему самому верным. А дальше — как пойдёт.

Так мы и сделали: просто старались не мешать. Кстати, это было совсем не просто: большинству из нас хотелось как можно скорее сделать его "нормальным", ведь всех нас учили, что такое "знания, соответствующие возрасту". Поэтому приходилось все время себя останавливать и... просто глубоко дышать, напоминая друг другу, что если в школе человеку комфортно и интересно, если ему есть, зачем сюда приходить, если мы будем просто честно и с удовольствием делать своё дело, всё, чего мы ожидаем, наверняка случится. И действительно: все как-то покатилось почти само собой. Дело в том, что мальчик этот приходил в такой восторг от любого мельчайшего приобретённого знания или навыка, что и учителя (в первую очередь его основная учительница - на нашем языке "тьютор") невольно заразились этим восторгом.

Первый раз нам пришлось сильно удивиться уже через несколько дней, когда мы заметили, что он принимает активное участие во всем происходящем наравне с одноклассниками. Дальше — больше. Я, конечно, хорошо знаю, что такое мотивация. И — да, считаю её одним из важнейших факторов развития. Но такого не ожидали ни я, ни мои коллеги: мы вдруг поняли, что за месяц он научился свободно писать.

Ну а о последующих событиях нечего рассказывать. В течение полугода он по уровню практических знаний и навыков нагнал своих сверстников. Более того, на сегодняшний день, читая его сочинения, например, ни один профессиональный учитель (ручаюсь!) не заподозрит, что их автор освоил письменную речь всего три года назад. То же относится и к остальным "школьным" областям.

Вы понимаете, что все это значит? Я вам помогу. Это значит, что вообще все враньё. И про раннее развитие, и про необходимость читать в 5 лет (вариант - в 4 года), и про то, что если не привить (о, этот жуткий глагол!) любовь к знаниям с раннего детства, то ничего и не вырастет. Повторяю: вранье. И не частями, а вообще — всё!

Если человек понимает, чего он хочет, если может, пусть интуитивно, сформулировать, зачем ему это нужно, если он спокоен и счастлив, дальше все пойдёт почти само собой. Нам остаётся только не мешать. И помогать, предлагая удобные рамки, предоставляя возможности учения, помня о том, что выбор всегда должен оставаться за сами человеком. В этом и проявляется профессионализм учителя: задавать широкие и открытые образовательные рамки, делать процесс учения возможным для человека.

Разве может быть что-то прекрасней саморазвития и познания? Ну так давайте уже позволим детям познавать и саморазвиваться! Не удастся нам втащить за уши кого бы то ни было в образовательное счастье. А покалечить, то есть навсегда связать учение с горечью, подчинением и унижением — это раз плюнуть! "Учиться интересно" — никакое не клише. Мы ведь учимся все время: смотрим фильмы, общаемся, читаем книги, даже "тупим в фб". Все это учение, а как же — мы ведь узнаем новое, развиваемся, меняемся. Отчего же все, что касается школьного образования вызывает у большинства такое отторжение?

Все, к сожалению, довольно просто. Ведь современная школа в основном исходит из того, что в человеке не заложена тяга к самосовершенствованию, что если не заставить его, он так и останется неучем. Более того, человек почти открыто признаётся скотом, нуждающимся в постоянной дрессировке, стремящимся к единообразию, неспособным понять, что для него хорошо, а что плохо. Эти идиотские и зверские принципы противоречат самой человеческой натуре, а значит вызывают ожесточённое сопротивление. В нас не заложено стремление соревноваться с себе подобными — а лишь взаимодействовать с ними разными способами. В нас не заложено получение удовольствия от оценок других — а лишь радость человеческой обратной связи. В нас не заложена необходимость повиноваться воле более сильных и безоговорочно принимать их суждения, включая и самое недоказуемое, а потому и самое жёсткое из них — "учись, это тебе пригодится". Напротив, человеческой натура — это сомнение, рефлексия, стремление к анализу, право на постановку любых вопросов, главный из которых "зачем я это делаю". Так вот: все меняется, если школа создаётся согласно человеческой природе, а не вопреки ей!

Повод ходить в школу появляется лишь когда она становится собранием индивидуальностей, местом, где каждый с удовольствием может заниматься самым интересным делом на свете — познавать себя и окружающий мир. Все остальное подлый обман.

Знаю, сейчас опять начнется: "частный случай, мальчик просто оказался способным, учительница ему попалась очень хорошая, а вот мой — ничего не хочет... учится только из под палки"... Так ведь в этом "из под палки" всё и дело! Да, это правда: и мальчик попался способный (как и большинство мальчиков и девочек, пока их не "расспособили"), и учительница его прекрасна (и не смотря на то, что я считаю её действительно блестящим тьютором, сделавшим воистину великое дело, понимаю, что и в мире, и в России она не единственная, кому важна и интересна школа). Но главное, поверьте, не в этом, а в том, что человек выбирал свой путь сам, что мы были спокойны, что нам всем — участникам этого процесса — было чертовски интересно происходящее.

А разговоры эти — про "частный случай" — нужны только для того, чтобы в очередной раз отмахнуться: к нам это не имеет никакого отношения. Ведь если имеет — то как жить с детьми дальше? Ведь тогда мы их просто ежедневно предаём, заставляя (да-да, именно заставляя) заниматься какой-то полной ерундой, которую взрослый мир, не желая остановиться и задуматься, продолжает объявлять жизненно важным знанием. Так вот друзья, никакой это не частный случай, напротив, это один из многих-многих случав. Просто один из самых ярких. Более того, этот подход — не мучить людей и помогать им, предоставляя личный выбор — на моей памяти не дал сбоя ни разу.

Сколько случаев вам нужно, чтобы они для вас перестали быть частными? 100? 100000? Полноте, давно за много миллионов перевалило! И ваш собственный ребёнок скорей всего среди них.

Как-то позвонил мне старый приятель. И стараясь справиться со сбивающимся дыханием, сообщил, что произошло нечто ужасное, и что ему немедленно нужна моя квалифицированная помощь. "Представляешь, - зловещим шепотов поведал он мне, - после того, как мой восьмилетний сын играл с айпадом, я обнаружил в гугле запрос.....большие сиси!!!"

Не стану скрывать: напряженность момента была смазана моей истерикой. А когда я отсмеялся, когда мы с приятелем поговорили обо всем, когда он, успокоенный, отправился болтать с сыном о "больших сисях" и не только о них, я всерьез задумался.

Чего же так испугался взрослый достойный человек? Ведь ситуация эта забавная, легкая. И, конечно, она является чудесным поводом для интереснейшего разговора с сыном. Почему он, как и большинство родителей, впал в ступор лишь только появился малюсенький намек на возможный разговор о сексе? И это при том, заметим, что у представителей взрослого мира в основном нет ни малейших проблем с обсуждением действительно сложных, тяжелых и опасных тем.

Скажем, нам ничего не стоит походя поговорить о насилии. Ну, типа, ударили – дай сдачи, или наоборот, объясни словами, что ты чувствуешь. Или о войне, которая, кажется, принудительно обсуждается уже не только в школах, даже не в детских садах, а чуть ли не в яслях. Про это можно, значит? О смерти, о предательстве, о разрухе, о ненависти – можно, а о любви и о самой жизни - нельзя? Немного странно, не так ли?

Когда меня спрашивают «как с детьми говорить о сексе», я обычно задаю один и тот же вопрос: «а вы-то – взрослые – между собой как об этом разговариваете?» И, знаете, очень редко мне удается добиться внятного ответа. Чаще раз за разом я слышу некое глубокомысленное или смущенное мычание. Так может, тема эта сложна и опасна вовсе не для детей, а для их родителей? Может быть это не детям «рано» или «вредно», а родителям страшно и непонятно? Как и в других подобных случаях, множество «специалистов» изобретают способы, как сделать жизнь комплексующих взрослых комфортнее, как постараться поговорить о сексе максимально «безопасно», а лучше - не поговорить вовсе, надеясь, что в свое время они сами все узнают. Узнают... Сами...

Я, конечно, прекрасно понимаю: в определенном смысле и язык наш против нас. В каких словах говорить об этом? Как и что объяснять? Право, не использовать же мерзотное слово «пися», от которого нам самим моментально становится противно, и которое уже по самому значению категорически не подходит для обсуждения данной темы. А с другой стороны, и к словам «вагина» и «пенис» нас как-то совсем не приучили... Как назвать сам сексуальный процесс? Половой, так сказать, акт. Может, и правда, не надо? Может действительно они как-нибудь без нас? К возможной войне подготовим, а с любовью - пусть сами разбираются...

Но ведь страхи, комплексы и табу рождаются как раз в многократно повторенных ситуациях типа этой. Когда одних слов не хватает, а другие мы не решаемся произнести (например, потому что их не произносили наши родители или потому что они определяли что-то, о чем и думать-то было запрещено). Трудно? Уверен, что непросто. Но ведь речь снова о той самой родительской функции, о которой так любит рассуждать взрослый мир. Что ж, вы и правда хотите обеспечить детям поддержку и помощь? Тогда научите их говорить о любви человеческими словами, а не пошлыми двусмысленными междометиями или скабрезными жестами.

Для ребенка отношения между людьми - часть мира, который он познает. Вот и все. И опасностей тут уж точно не больше, чем в любом другом вопросе. Помните: "В Лотлориэне существует лишь то зло, которое мы приносим с собой"? Вот и в разговоре о сексе то же самое: неоткуда взяться пошлости и ощущению разврата у ребенка, разве что вы сами привнесете их в разговор.

Тема секса, понятное дело, очень плотно связана с темой появления человека на свет. Однако темы эти вовсе не идентичны, не правда ли? Отчего же в статьях типа "детям - о сексе" они так часто смешиваются, и статьи в лучшем случае превращаются в "детям об оплодотворении и зачатии"? Не оттого ли, что если уж и говорить «о чем-то таком», то уж во всяком случае не об удовольствии, а о необходимости… Мы как будто стыдимся своей человечности, как будто опасаемся разговора о том, что есть действия, которые мы делаем не по долгу, а по желанию, из удовольствия, по любви...

Несколько слов придется, видимо, все-таки сказать и о невинном вопросе "откуда я взялся". Мне хорошо знакомы рекомендации типа "скажите, что папина клеточка встретилась с маминой клеточкой". Увы, боюсь, после такого откровения человек может почувствовать себя разве что недоумком. Ведь понять из этого объяснения нельзя ровным счетом ничего. А спрашивать дальше уже боязно: еще не понимая, он уже чувствует, что становится свидетелем действия некоего табу – не случайно мама (папа) все на свете может объяснить просто и понятно, а тут - прямо наваждение какое-то. А непоняток между тем при такой постановке вопроса много-премного: где встречаются клеточки? Как они знакомятся? Что для этого им нужно? Постоянно ли они встречаются? Чем занимаются при встрече? И так далее. Родным братом этой рекомендации предстает и совет "отвечать только на поставленный вопрос", ведь это опять не более чем очередная попытка защитить самих родителей от неудобных разговоров. Такова же и идея «просто дождаться вопросов». Их, как мы понимаем, может и не последовать. И совсем не потому, что эта тема не интересна.

Заметим, что в случае, когда ребенок спрашивает, например, о причинах дождя, мы не останавливаемся на фразе "происходит конденсация влаги в облаках при низких температурах". Мы стараемся максимально подробно, широко и понятно раскрыть тему, мы стремимся к диалогу, мы провоцирует вопросы и радуемся им, делимся ассоциациями, показываем картинки. Так же как не ждем мы вопросов и в тысяче других случаев, а напротив - смело и уверенно заявляем темы для обсуждения. В случае же "клеточка встречается с клеточкой" мы даем максимально закрытый и непонятный ответ, радуясь, если уточняющих вопросов не последует. Неужели вы думаете, что наш чуткий, тонкий, умный ребенок не чувствует этого? Еще как чувствует! И ловит наше невербальное сообщение: говорить об этом не следует. А если и следует, то не с мамой - ей, похоже, не слишком-то удобно рассуждать на эту тему... И если вдруг в глубине души мы лелеем надежду, что когда придет время, это табу не повлияет на его (ее) отношения, помыслы, действия, - это уж, извините, совсем утопия.

Что же творится с нами? Разве нам не интересно говорить об этом? Что заставляет нас превращаться из ярких, тонких, чутких людей в молчаливых истуканов, не способных вымолвить честного слова? Боюсь, что как и всегда в ответе наши собственные привычки, модели, воспоминания. Мы пытаемся оправдать перманентный кошмар интимностью темы, а на деле снова путаемся в собственных страхах. Страхах, подаренных нашим прошлым, которое так пугающе похоже на организуемое нами их настоящее. И будущее.

И на деле мы совершаем очередное предательство, бросая близкого человека просто потому, что нам тяжело (не хочется, не умеется, страшно) говорить о том, что для него важно.

Пугая себя, мы смешиваем все «неудобные» темы в кучу: секс с месячными, мастурбацию с родами, зачатие с порнографией. А в результате - сколько детей узнали о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в таких словах и выражениях, что и повторить-то их не представляется возможным. Скольким заботливые старшие друзья рассказали о том, что сексуальные отношения это грязь, в которой вымазаны все взрослые, и в которой непременно вымажутся и они сами!

…Память хранит страшное воспоминание моего позднего детства: мальчик лет девяти пытается противостоять грязным и гадким подросткам, которые захлебываясь собственным гоготом повторяют: "твой папа е...т твою маму". А он, несчастный, почти плача, лепечет: "Это неправда, не е..т". Ужас охватывает меня до сих пор. И я признаюсь: я не вмешался. Лет тогда мне было - что-то около 13. И я совсем не знал, как поступать. И просто стоял в стороне. Социальное во мне убеждало: ты должен гоготать вместе с ними, а сердце сжималось. И сжимается до сих пор. У вас что же, есть сомнения в том, кто виноват в этой мерзкой ситуации? Думаете, не те, кто не смогли выполнить своей базисной родительской функции и объяснить человеку суть простых (и прекрасных) аспектов человеческих отношений ?! Не смогли объяснить не одному только несчастному мальчику, а всем участникам этой жуткой истории. Увы, виноваты мы. И в пошлости, и в гадости, и в бессилии, и в страхе.

Итак, должны ли родители вообще говорить с детьми о сексе? Ответ однозначен: должны! Да, именно так: не "могут", когда их спрашивают (ибо вполне можно и не дождаться вопроса), а ДОЛЖНЫ! Как говорить? Да правду говорить. О том, что люди любят друг друга, о том, что часто им хочется прижаться друг к другу тесно-тесно - так тесно, что они практически проникают друг в друга. О том, почему такие отношения называются интимными. О том, что бывают такие отношения между самыми любимыми людьми, и что это настоящее счастье - испытывать такую любовь. О том, что это часть волшебных любовных приключений, до которых еще предстоит дорасти (да-да, у человека не возникает желание попробовать все, о чем он узнает прямо здесь и прямо сейчас - он хорошо понимает, что до многого нужно дорасти). О том, что речь идет о настоящем удовольствии - таком, что и рассказать-то словами трудно. О том, что вы завидуете им, потому что когда-то у них будет их первый раз, которого у вас уже не будет. О том, что у женщин есть вагина, а у мужчин - пенис, и что эти органы играют важнейшую роль в нашей жизни вообще и в любви - в частности. О том, что друг к другу нужно относиться бережно, о том, что зачаты дети в настоящей любви.... Много о чем...

Смущаетесь? Объясняйте почему. Только говорите! Разговор о сексе не имеет ничего общего с развратом, напротив - в определенном смысле сам факт разговора уже является прививкой от разврата и пошлости. Ответьте себе честно на вопрос, что пугает вас: это станет чудесным первым шагом.

Вы, конечно, знаете ставшую расхожей фразу, приписываемую Ж.-Ж. Руссо: ""Если вы не уверены, что в состоянии сохранить тайну о взаимоотношениях полов до его 16-летия, постарайтесь, чтобы он узнал о них до восьми". Кажется, неплохо сказано, а?

Помните: завтра может быть поздно. Если человек не узнает о любви от вас, если не услышит от любящих людей, что любовные отношения бывают разными, что есть и прекрасное продолжение их влюбленности друг в друга в первом классе - продолжение, связанное с возрастом, с ответственностью, с чувствами, - он узнает об этом от ваших врагов. И они-то уж точно позаботятся о том, чтобы в его сознание вошли грязь, пошлость, стыд, ложь. Враги, поверьте, в данном случае не слишком сильное слово. Именно они расскажут, что не существует никакой любви, а только похоть, что все женщины шлюхи, что под одеждой все люди голые, что настоящий мужик должен держать бабу в узде...

А что будет дальше - вы и сами знаете...

На курсе педагогов говорили о сострадании. И я вдруг с ужасом почувствовал, что само это понятие стало размытым и аморфным. Одна из участниц сказала так: "Я не могу всех жалеть, меня это обожжет, нужно себя поберечь!"

Но ведь "поберечь себя" - как раз сострадать, именно это является хоть каким-то залогом того, что я останусь человеком, что меня не превратят в функцию. Функциями, знаете ли, так просто управлять. Остается только один рычаг: вкл/выкл.

Мы предлагаем детям и самим себе рациональный мир, в котором все ответы известны: не надо было делать так-то и так-то - не было бы такого результата. Он (она, они) сами виноваты! Надо было работать - не пришлось бы просить милостыню. Нужно было молчать - остался бы жив! Этот подход, превратившийся уже в мейнстрим, приводит к обездушиванию, а затем и к окончательному обезличиванию. Без открытости к чужой боли мы вообще перестаем быть живыми. И уж конечно, неспособны мы тогда и на любовь, которая так затратна. А еще проще - так: не сочувствуем другим, значит ни за что не позволим себе чувствовать и самих себя. Умные говорящие головы бездушных марионеток...

Если постоянно тренировать человека в невосприимчивости, рано или поздно проявится результат. Вот он, этот результат: меня ЭТО не касается. Ничто не касается. И вот уже и педагоги в стремлении все объяснить, научить, как правильно жить, забывают просто пожалеть. А заодно и верят, что знают, как это - правильно жить. С нивелирования восприимчивости к чужой боли начинались самые страшные события в истории. Нужно напомнить? Думаю, справитесь сами.

Однако, есть и естественное продолжение у этого процесса обездушивания. Его прямым результатом непременно становится единомыслие, деление людей на своих и врагов. И в крайней точке безразличие парадоксальным образом превращается в исступленную ненависть.

Одна мама со слезами обратилась ко мне: «Во время прогулки мой мальчик (8 лет!) кидал камни в дворника, таджика по национальности. И в ответ на мой крик о том, что так нельзя, что это называется расизмом, развел руками: «Почему? В него можно… Я его ненавижу!..» Ага, в него можно. И не в том даже дело, что он «чужой». А в том, что принять такую естественную мысль, что речь идет об обычном человеке, немногим отличающемся от папы и мамы, в состоянии дремлющей (заботливо усыпленной?) души совершенно невозможно. Такое принятие ведь требует хотя бы минимального нравственного действия. А вне его остаются лишь два варианта: ненавидеть или не относиться никак.

Как это произошло? Что случилось с чудесным домашним мальчиком из интеллигентной семьи? А ничего не случилось. Он попросту надышался нынешним воздухом. Надышался и невзначай подцепил инфекцию…

Инфицироваться в наши дни пугающе легко. То поле напряжения, в котором многие из детей невольно оказываются, не просто вредно для детской психики - это может испортить их жизнь навсегда. Не дай им бог познать и запомнить жуткую сладость ненависти. И начать судить мир по наличию или отсутствию черного клокотания в собственной груди. Именно этот вирус растворен сегодня во влажном зимнем воздухе. И главными симптомами заболевания являются полнейшее равнодушие и ненависть – простейшее конвульсивное действие спящей души. «Не надо думать – с нами тот, кто все за нас решит…»

Нужна вакцина. И, к счастью, она существует, да и изобретена давным-давно. Имя ей – сомнение.

Усомниться – значит начать длинный путь независимого исследования (не случайно диктаторы во все времена так усердно боролись в первую очередь с сомневающимися). Сейчас проще всего приобрести навык такого исследования, заняться формированием личного отношения к происходящему. Материала вокруг – хоть отбавляй. Страшно сомневаться? Да, бывает страшновато, но это лучше, чем втягивание их в мутный поток единомыслия.

Все, что происходит вокруг, относится к нашим детям никак не меньше, чем к нам. А их позиция не менее значима. Следовательно, мы обязаны с ними разговаривать, причем о том же, о чем говорим между собой. Пусть становятся полноценными участниками любой беседы, пусть высказывают мнение, пусть спорят. И разговаривать нужно произвольно, вне зависимости от того, хотим мы этого или нет. Ведь речь идет о лекарстве.

Сейчас лучшее время для того, чтобы научить их противостоять "подсадке на эмоцию" - одной из самых гнусных разновидностей манипулирования, когда каждый, кто не существует в состоянии анабиоза или истерики любого толка, объявляется выскочкой, бесчувственной сволочью или врагом – в зависимости от ситуации. Как противостоять? Для начала всего лишь позволить себе усомниться, задать хотя бы один вопрос.

Сомнение учит и тому, что каждый раз, обнаруживая себя на стороне большинства, нам необходимо проверить, все ли в порядке: не спим ли мы, или, наоборот, не оказались ли случаем на гребне волны (полагаю, излишне напоминать, что исторически именно решения большинства часто приводили к трагедиям, в то время, как меньшинство, сопровождаемое страхами и сомнениями, обеспечивало наше нравственное выживание).

А коротко говоря – так: ВСЕ, что происходит вокруг касается нас! Все - наше дело! Без исключения. И нам говорить об этом с детьми. Когда лень, когда страшно, когда больно.

Потому что "душа, уж это точно, ежели обожжена - справедливей, милосерднее и праведней она"

Опять чудовищная детская смерть .

Совсем недавно мы уже пережили похожее. Да, я имею в виду тот случай с урокам и убийством. Было так же страшно, так же хотелось зажмуриться, потом открыть глаза и убедиться в том, что это просто утка.

Просто утка... Знаете, каков был общий смысл одного из наиболее распространённых комментариев к статье об убийстве ребёнка? - "Об этом писать нельзя!" А дальше - целая россыпь аргументов: "Вы не смеете умничать на тему детской смерти - это неуважение к чужому горю", "это же просто частный случай, дикое стечение обстоятельств", "зачем рассуждать о сумасшедшей женщине", "это стопроцентная случайность"...

Все это очень страшно. Мы боимся даже думать об этом. Вот потому и всплывают в наших головах спасительные определения "частный случай" и "просто стечение обстоятельств". Ведь они как будто раз и навсегда обосновывают наше право обновить страницу и забыть. Только не останавливаться на этом. Ничего ведь и не было, правда?

И вот прошло всего несколько дней - и ещё один частный случай. И ещё одна сумасшедшая. И ещё одна стопроцентная случайность. Ещё один повод не писать. И на этот раз - как последний шанс на спасение - сдавленный стон: "Давайте наградим полицейских!" Неважно, что они сделали, а чего нет. Главное - это было их, а не наше дело...

Нет, я не стану искать причины происшедшего - я признаюсь: мне так же страшно, как и вам. И писать об этом тоже страшно.

Но только одно обстоятельство не даёт покоя. Ведь когда "об этом писать нельзя", тогда и крутится убийца полчаса возле метро с отрезанной детской головой, крича "я террористка", а мы отворачиваемся, в очередной раз надеясь, что это просто не может иметь к нам отношения.

Наша готовность объявить все неудобное и страшное "частным случаем" - это и есть ад. Мы уже там.

Сосед порет сына. Частный случай.

Учитель унижает детей. Частный случай.

Мать убивает ребёнка. Частный случай.

Отрезанная голова. Частный случай.

И фоном - знакомый гул: "Хватит! Отстаньте! Мы ничего не можем сделать!"

Дорогие друзья! Если мы ничего не можем сделать, это не повод ничего не делать!

Слышу опять излюбленный снисходительный вопрос: так что же вы предлагаете?

Вы честно спрашиваете? Тогда я честно и отвечу: оплачьте её. Вот эту убитую девочку. И мальчика, убитого двумя неделями ранее - оплачьте. Настоящими слезами.

И мы начнём замечать. И тогда, даже оставшись частным случаем, все это станет НАШИМ частным случаем. Как и вообще вся наша жизнь. И может выясниться: нам есть, что менять. А там, глядишь, станет понятно и что делать.

Нет-нет, я вовсе не о старой, навязшей в зубах, пословице. Речь о страшном и опасном педагогическом принципе. Я называю его таким, не лукавя: принцип этот опасен именно тем, что он действительно работает. Удивительно, но в педагогике паттерны перенимаются с такой скоростью, что часто и не уследишь...

Скажем, маме очень-очень важно, чтобы обувь ребенка всегда оказывалась на своем месте. За это она готова биться день и ночь, любыми доступными ей способами. Бьется она, бьется и добивается, на первый взгляд, неожиданного эффекта: сын перенимает ее нетерпимость, выучивает преподанный материал, как и положено хорошему ученику, и начинает пользоваться новым навыком. Ботинки он на место, может, и не ставит, но "наезжает" на маму виртуозно. Причем с каждым днем все лучше и лучше, в особенности, если опыт подкрепляется новыми "уроками". Разве это не типичный образовательный процесс? "Он постоянно бьется в истерике!" - Интересно, как он этому научился?...

А вот еще. "Он с детства хотел быть самым сильным, наверное поэтому он и не делает то, что я прошу - считает это слабостью" - Начинаем разговаривать и быстро выясняется, что установка "мужик должен быть грубым, властным, самостоятельным" возведена у мужской части семьи в основной принцип жизни: лишь бы не показать слабину, лишь бы не проиграть. "Ага, значит люди живут именно так", - как бы прикидывает ребенок, и учится этому, перенимая модель легко, как и положено в его возрасте.

Кстати, парадигма войны, столь свойственная нынешним детям, не просто идет от взрослого мира, она жестко навязывается им, демонстрируется как единственно возможный способ жить. Мир глубоко враждебен, поэтому нужно быть сильным и стойким чтобы непременно "всех порвать", выиграть соревнование (которого, вероятнее всего, нет и не было), опередить "врага". Подтверждений сколько угодно. Скажем, ведет учитель урок на самую что ни на есть гуманную тему. Скажем, образ князя Мышкина. Предположим, говорит о смирении и принятии другого. Кто-то из учеников "плохо себя ведет" - разговаривает, вертится, пускает самолетик и т.п. Учитель закипает и кричит: "Вон из класса!" Что на ваш взгляд воспримет ученик? Неужели теоретический материал о любви к ближнему окажется сильнее практики? Ни-за-что! Урок был блистательным. Ученик освоил материал. Правда, не совсем тот, который собирался преподать учитель, но что поделаешь: издержки профессии. Хотел научить принятию, а научил насилию...

Как вы думаете, сколько раз человеку нужно увидеть собственную маму в состоянии агрессии, обиды, унижения для того, чтобы перенять модель? Правильно, нескольких раз достаточно. Что будет потом? Вариантов много, уж точно больше одного. Возможно, человек уяснит для себя, что мир враждебен и следует затаиться, возможно подумает, что необходимо всегда быть готовым дать отпор, может быть, испугается и решит "не связываться" - все бывает по-разному, в частности, зависимости от характера. В одном можно быть уверенными: урок состоится и будет успешным.

Самые интересные и сложные ситуации в школе возникают когда человек приходит к нам из другой системы. То есть, когда он уже "обучен". Чаще всего (хотя и не всегда, конечно) он абсолютно уверен в том, что мир глубоко враждебен. Силы, которые человек тратит на то, чтобы доказать что ОН ЕСТЬ, воистину огромны. Он попросту поначалу не может поверить, что его воспринимают вне зависимости от "побед и поражений", что эти победы с поражениями часто существуют лишь в его голове. Как это происходит? Какую школу он прошел? Почему первое, что приходит ему на ум в общении с другими, это что его хотят победить? Что он существует только в сравнении с другими, только если он сильнее, важнее, страшнее, богаче... Удивительно, что одновременно у такого человека существуют две тенденции поведения: либо "побеждать" - бить, ругаться, хамить, отнимать что-то у других, - то есть сражаться за себя любым способом, либо просто не принимать участия в том, что на его взгляд не принесет так называемой "победы" - от урока до игры. Обычно нужно немало времени, для того чтобы человек заново поверил: он интересен и важен сам по себе. А как без этой веры двигаться дальше? Как учиться математике, например, если в голове лишь победа или поражение? А если параллельная система все работает и работает: "Давай-давай, важно не научиться математике, а оказаться лучше других, выдержать экзамен, поступить в университет..." Скажете, одно другому не противоречит? Не согласен! Противоречит почти на 100%. Это ведь совсем разные цели - победить и научиться... А учиться, исходя из вынужденности - чтобы стать "главным" - совсем другой подход, другое отношение к учению. Да и к самому себе.

Главный вопрос - в чем на самом деле наша цель? Чему мы хотим научить? Любви? Свободе? Подчинению? Насилию? Будьте уверены: в большинстве случаев - чему хотите, тому и научите. Только нужно помнить один маленький секретик. Малюсенький. Микроскопический... Надо бы хорошо осознавать, чего вы на самом деле хотите, и что, соответственно, вы на самом деле делаете. Это как в "Сталкере": будет выполнено самое заветное желание, и горе нам, если мы не отдавали себе в нем отчет. Сюрприз может обернуться настоящим несчастьем. И ничего не поделаешь: сами научили. Одна мама обращается к нам в отчаянии: "Он все время меня обманывает. Рассказывает о каких-то бесконечных конкурсах, в которых он побеждает, что его обижают, а он все-таки "выстаивает", что у него одни пятерки (а на деле все наоборот). Разговариваем. Выясняется, что мальчик просто очень (!) хороший ученик. Долго-долго ему всеми способами давали понять, что его принимают только в случае, если он первый. Во всем. Что же тут не так? Просто урок оказался усвоенным. Правда обнаружились побочные эффекты: школу ненавидит, слабых обижает, родителей обманывает.

Есть, однако, и свет в конце этого тоннеля. Не стоит рассматривать отношения с человеком (и дома, и в школе) как нескончаемый педагогический процесс. "Научить" - понятие зыбкое, "научиться" - конкретное. Поэтому, давайте будем осторожны, ставя перед собой цели и выбирая пути их достижения, давайте помнить о том, что мы часто не властны над тем, что человек выучивает. Когда мы имеем право на себя, наша способность услышать, заметить, принять намного выше. Будем агрессивны, жестоки, доминантны - именно этому и научим. Будем принимать, любить, слышать - дадим себе шанс быть принятыми, любимыми, услышанными. И в мелочах, и по-крупному.

Мне очень страшно. Я боюсь писать об этом. Об этом — это о вчерашней статье про детские самоубийства. Вернее, о провоцировании детских самоубийств. Вернее о том, в какую нескончаемую бездну мы летим... Я ловлю в позвоночнике липкий страх, но понимаю, что нужно написать даже если придется силой себя заставить. Хотя бы для того, чтобы самому сформулировать и осознать, в какой пропасти мы оказались.

Если ваша позиция: «Это слишком страшно и больно, поэтому говорить об этом не следует», прошу вас, просто закройте статью. Нет сил бесконечно читать холодные размышления о том, что лучше помолчать, склонить голову, оставить все как есть. Что все само собой обойдётся. Ничего не обойдётся! Будет все хуже и хуже. Взрослость — это умение взять себя в руки, говорить и делать. Даже когда цепенеешь от ужаса...

Очередное страшное настигло нас. Наши дети в опасности. И мы — вместе с ними. Мы узнали о целой сети, провоцирующей самоубийства. И поднялся – нет, даже не крик, а вой в сети: "Родители должны контролировать каждый шаг ребенка, это и есть родительство! Душевное состояние ребенка – ответственность учителя! Запретить детям пользоваться Интернетом!"

Накал страстей воистину величайший. И мне кажется, происходит это от того, что мы, взрослые, снова не знаем что делать. Мы стоим на пороге этой действительности, боясь перешагнуть порог, боясь заглянуть внутрь, а между тем, обратно уже не вернуться никак...

Меньше всего мне хочется, чтобы мои слова звучали как обвинение конкретным взрослым – пострадавшим и несчастным. Пусть будет благословенна память всех жертв этой трагедии, всех, кто попал в беду. Но я считаю, что мы обязаны об этом говорить, поскольку, как в настоящей классической трагедии, в словах «героев» заключены серьезнейшие намеки.

Напомню фразу, которую говорит учительница, возможно, центральную фразу всей статьи: "Вы понимаете, что мы ее теряем?" Слова эти – намного более жуткие и значимые, чем кажутся на первый взгляд. И далее: "Могла ли она что-то знать? Или это роковое совпадение?" Нет, это вовсе не совпадение. Но при этом, я уверен, учительница ничего не знала. Совсем ничего. Вы что, не знакомы с такой формулировкой? Я слышал именно эти слова не от одного и не от двух учителей. "Мы его (её) теряем" — всего лишь учительский эвфемизм, означающий, что ученик начинает жить не по лекалам, предложенным взрослым миром. Помните, дальше в статье: «У девочки в последнее время появились тройки и двойки». Вот оно! Думаю, ничего не знала несчастная учительница, не подозревала о беде, в которой оказалась её ученица. И фраза эта – одна из самых расхожих в школе. Хотя и скрывается в ней страшная правда. О нас.

Подумайте, кто эти «мы», которые теряют ребёнка? А я подскажу: это взрослые. Учительница как будто априори находится в сговоре с мамой. И со всеми нами. (МЫ!) Все мы, как преступники кровью, повязаны одним пониманием того, как надо жить. Эта постановка вопросы однозначно предполагает, что учительница и мама знают как нужно и должно. А девочка… а откуда ей это знать?... Мы ее теряем…. Она исправила оценку….

Нет, это не "мы их теряем", это они теряют нас. И находят других.

В одной из статей-реакций читаю: "подростки так легко на все ведутся"... И мы снова "проскакиваем" эту формулировку. А ведь сама постановка вопроса даёт ответ. Она провоцирующе-дискриминационна. Подростки, значит, ведутся? А взрослые не легко ведутся? Те, кто отдает все деньги обманщику, верит каждому слову в попсовой телепередаче? И при этом говорят о себе «мы опытные, мы знаем жизнь»…

Происходящее в последние два дня похоже на артподготовку перед введением антидетских дискриминационных законов. Законов, окончательно ограничивающих их права и возможности. Как же – они ведь ничего не смыслят… Мы должны их спасти…

Опять — спасти. Мы, с трудом понимающие, как устроен современный виртуальный (и не только виртуальный) мир, будем спасать. Мы, забывшие о том, что такое подростковые проблемы, давно не подозревающие, как тяжело бывает жить в 15 лет, вычеркнувшие или загнавшие в глубокое подсознание боль предательства и одиночества. И сами "подсадившие" их на идею, что мир вокруг глубоко враждебен... Спасти детей. И спасать опять будут те самые взрослые, которые их туда загнали.

Как будто вот-вот будут созданы специальные бригады по оказанию помощи детям… Сейчас мы им поможем. Поймаем – и поможем как следует…

И опять, рефреном — "контролировать каждый шаг, ограничить возраст входа в интернет". Не просить у детей позволения войти в их мир, не ограничить произвол системы образования, не отбросить все и заняться наконец, реформой взрослого мира , который доводит детей до самоубийств. Не задавать себе снова и снова вопрос, как повернуться лицом к нашим самым близким, не разрешить родителям и учителям быть людьми... А вместо этого снова ограничить право детей быть людьми. Вот такое извращение…

Но больше всего меня напугала цитата, приведенная в конце статьи: «Подростки – это диагноз»… Я не знаю, как это комментировать... Ведь существуют вещи, которые не говорят в приличном обществе. Эта цитата – одно из самых дискриминационных высказываний, которые мне приходилось слышать. Ужас наводит сама мысль о том, что существует консенсус взрослого мира – так в разные времена дискриминировали женщин, черных, евреев, рабов. Но никогда, даже в самые страшные эпохи, не бывало такого, чтобы одна часть населения объявляла другую больными, дискриминируя их по формальному признаку. Не бывало. А вот теперь — есть.

А дальше – ведь опять все понятно: мы, здоровые, должны опекать их – больных...

Мы воем от страха. Нам страшно так, что кровь стынет в жилах. Но это не оправдывает ни нашей лжи, ни боязливого ухода от истинных проблем.

Давайте прекратим сублимировать родительский долг и любовь через истерику на тему самоубийств, на тему устройства современного мира.

Всегда были и будут самоубийства, но тот разрыв, внутри которого вынуждены жить сегодня дети, действительно страшен и для многих из них просто невыносим.

Эту легкость, с которой дети идут на заклание, создали мы с вами. Мир, из которого хочется уйти. И даже не хлопать дверью… Это мы создали мир, в котором жизнь ничтожна, это оборотная сторона песни «раньше думай о Родине, а потом – о себе». Когда — потом? Потом, как мы видим, будет поздно. Мир, в котором у них все настолько плохо, что можно, не думая, гордиться тем, что ты готов умереть.

Я раз за разом пишу о легкости и удовольствии построения открытых человеческих отношений с любимыми.И раз за разом слышу: «ах, если бы все было так просто» (что другими словами означает: не о чем тут говорить, я делаю все правильно, воспитание детей – тяжелый труд, в создавшейся ситуации виноваты кто угодно, только не мы). Как будто страховка от будущих трагедий..."это может случиться с каждым!" Нет, не с каждым. И наша работа сделать все, чтобы это не случилось с нашим любимыми. Это приятная работа, самая человеческая из работ...

Ну а пока найдены новые виновные во взрослом безразличии: это группы в контакте. Спору нет: конкретные сволочи, которые ведут с нашими детьми игру без правил, ведущую к смерти, должны быть обезврежены и наказаны. Но как из этого следует, что нужно ограничить права детей, а не помочь нам самим стать взрослыми и научиться любить и поддерживать?

Оставаясь в этой логике, ничто так не призывает к суициду, как бессмертная книга «Маленький принц»! Помните, полагаю? Многие цитаты из этой книги звучат почти как цитаты из статьи в НГ – предоставляю читателям самостоятельно в этом убедиться: начиная с размышлений о странном взрослом мире, и заканчивая договором Маленького принца со змеей, которая помогает ему покинуть этот мир.

Вы не плакали в подростковом возрасте, читая последние страницы? Вы не были охвачены дрожью от ухода Маленького принца, обставленного как стопроцентный суицид? Отчего же не слыхать призывов запретить эту книгу? Не подтверждение ли это того же факта – что мы находимся в сговоре? Про «Маленького принца» как будто существует взрослый договор: это ведь просто романтическая сказка...

Во все времена были добрые и злые силы. Всегда. И всегда, когда добрые силы перестают быть адекватны времени, злые активизируются. Вот и сейчас мы оказались в очередном витке.

Была у меня статья «Детский клуб самоубийц» . Не буду повторяться, но напомню главную мысль: им все тяжелее выживать в ситуации, когда с одной стороны миром диктуется свобода, а с другой – испуганными взрослыми эта свобода объявляется мнимой. А гнет этих самых взрослых все усиливается.

Очень страшно. Но на то мы и взрослые, чтобы устоять перед соблазном решить все за счет других (детей, интернета, правительства и так далее). Решать можно только за счет самих себя. Нам признавать, что мы не справляемся, нам учиться, нам мучиться от сомнений, нам скорбеть. Дай Бог, чтобы сил хватило.

На днях оказался я случайно у выхода из детского сада в конце рабочего дня. Мимо меня прошли подряд четыре мамы с детьми. Удивительно, но я услышал четыре совершенно одинаковых разговора (если это можно назвать разговором):

Мама: Ну, что ты сегодня делал(а)?

Ребенок: Ммммм….

Мама (как бы помогая): Было в садике что-нибудь интересное?

Ребенок: Нууууу…….

Вот и все. Что называется, вот и поговорили. Продолжения я не знаю, но с легкостью могу его себе представить. Мама задаст еще пару вопросов, ребенок, возможно, выдавит из себя в лучшем случае одно воспоминание, мама успокоится. Вариант: не успокоится, а придет к воспитателю с вопросом, делают ли они вообще что-то, или почему ребенок такой скрытный.

Должен признаться, и среди вопросов, которые задают мне родители, в том числе и в нашей школе, один из самых частых этот: «Почему он(а) не рассказывает о том, что происходит?»

И правда, почему так? Они что, не хотят с нами делиться? — Дорогие родители, не волнуйтесь, еще как хотят! Только не умеют. Совсем как… мы с вами.

Спрашиваю маму, когда она в последний раз говорила с сыном о своей работе. Она удивленно отвечает: «Кажется, никогда…» Интересно, как же человеку научиться рассказывать о себе, если он не видит такой модели диалога рядом? Разговор «в одну сторону» даже с самой доброй и милой мамой в мире, неминуемо будет похож на допрос. А кому же приятно принимать участие в допросах, тем более в качестве подозреваемого?..

Пора начинать общаться. Рассказывая человеку о том, какие были у нас переживания, интересные встречи, удивления, радости, мы протягиваем ему руку и даем право на собственный рассказ. И заодно обнаруживаем, что интересней собеседника не найти. Только не надо торопиться. И ему и нам нужно время, чтобы научиться. Постепенно, день за днем мы вместе будем открывать, как это здорово – общаться. В две стороны.

Вот и весь секрет. Хотите слышать об их жизни – говорите о своей. Кстати, это совсем как у взрослых.

В детстве мы изо всех сил старались соответствовать званию «мужика».

Мы ругались матом, обсуждали, подавляя внутренний холодок, худенькие лодыжки одноклассниц, учились красиво сплевывать на асфальт и писали слово из трех букв на всех доступных заборах. Нас учили делать вид, что мир доступен, понятен и прост. Говорили мы о нем не иначе как с глубочайшим презрением, поскольку были уверены: именно так говорят настоящие мужики! С отчаянным снисхождением мы рассуждали о мужском превосходстве и женской глупости.

Могли ли мы вести себя иначе? Пожалуй, что и не могли, позиция мира была едина: стоило только сделать шаг в сторону — нас настигала фраза «Будь мужиком». Учителя, родители, одноклассники, случайные знакомые повторяли на разные лады одно и то же в различных модификациях: от «Ты же мальчик — пусть девочка будет первой» и до «Ты чё, баба?» Вариантов увильнуть от этого маскулинного подхода практически не было.

Правды ради надо сказать, я довольно рано усомнился в справедливости такого взгляда на мир, но мне это совершенно не помогло. От меня по-прежнему требовали свирепой мужественности.

«Будь мужиком», — продолжали твердить взрослые. Что конкретно подразумевало это требование, для меня долгое время оставалось загадкой. Однако с годами общая идея становилась все более понятной. Понятной и ужасной.

Если представить ее в виде нескольких тезисов, получится примерно так:

Ты не имеешь права на чувства, если это не агрессия и не желание быть первым.

Ты не имеешь права на сексуальность, если она не брутальна.

Ты не имеешь права на слабость — это бабский удел.

Ты не имеешь права сказать «нет» женщине, если речь идет о сексе (ты должен хотеть всегда, ты должен всегда быть готовым). Необходимо пользоваться любой возможностью, чтобы заняться сексом (ведь дальше такой возможности может и не представиться).

Ты должен ее удовлетворять! Сексом занимаются не ради удовольствия, не делают его частью любви, в нем нет места для тонкой игры. Это главный мужской способ самоутверждения!

Ты должен быть защитником. Настолько должен, что если и никто ни на кого не нападает, надо создать легенду нападения, а лучше развязать небольшую войну.

Ты должен всегда доказывать, что ты сильнее других.

И прочая, прочая, прочая...

Все это всплыло в моей памяти, когда ко мне обратилась мама тринадцатилетнего мальчика. Основную проблему она формулировала так: «Ну он вообще не мужик! Рохля какой-то! Не умеет ни постоять за себя, ни настоять на своем, девочками не интересуется, совсем не стремится быть первым, сидит рисует свое аниме».

Когда она это сказала, на меня как будто пахнуло затхлым запахом из детства. Вот так, всего в одном предложении и были сформулированы практически все требования к настоящему «мужику».

Но самое симптоматичное в этой истории было то, что по воле случая мама оказалась одной из женщин, поделившихся своей болью в рамках флешмоба #янебоюсьсказать. В сети она описывала встречу с таким вот «мужиком», нагло и страшно предъявившим все те качества, проявления которых она требовала от собственного сына. Поразительно, но мы как будто не видим жуткого сходства и одновременно тяжелого противоречия.

А ведь интересующийся девочками, маниакально желающий всегда быть первым (то есть чтобы другие были слабее/хуже/доступнее), доказывающий, что умеет за себя постоять, мужик, добивающийся своего любой ценой, на человеческом языке называется насильником. Скажете нет? Разве не на этих «мужских» качествах замешаны беды, о которых рассказали участницы того самого флешмоба? И разве не удивительно, что мама требует от сына именно тех качеств, которыми виртуозно пользуются насильники?

В системе координат, в которой «воспитывают» наших мальчиков, вообще странно, что большинство из них остаются более-менее нормальными людьми. Ведь именно так выращивают Геростратов... Геростратов, уверенных в том, что мир заслуживает разрушения уже потому только, что сами они страдали и страдают. Тех самых, которые разрушают и нас, и себя.

«Ты что, девочка?» — спрашивает неодобрительно папа четырехлетнего сына, бросившегося к нему обниматься. Спрашивает и, походя, фиксирует раз и навсегда понятную и простую ролевую модель, сменить которую будет ох как трудно. Если вообще возможно. Тут ведь внутри и отношение к женщине, и «подсадка» на оценку отца, и пренебрежение к сыну как к слабому существу.

Дальше все понятно. Дальше, если не остановиться, разверзается бездна.

Ведь когда человек сталкивается с ситуацией, в которой важные и дорогие ему люди оценивают его как «слабака», для него существует только два пути. Первый — всеми силами скрывать эту слабость, пытаясь справиться с сопутствующими комплексами. А второй — изнасиловать весь мир, чтобы прямо сейчас, любой ценой выглядеть сильным. Самооценке такого человека требуется моментальная подпитка, как наркотик наркоману. Поэтому, строго говоря, неважно, кто окажется рядом. Кто под руку подвернется, тот и получит: жена, ребенок, сослуживец и т. д.

Потому что в основе насилия (любого!) лежит осознанное или неосознанное желание немедленно восстановить самого себя в собственных глазах. А уронить себя несчастному «мужику» просто, ведь поводов хоть отбавляй: дети, нарушающие покой господина, непочтительная жена, нерасторопные подчиненные, тупые пешеходы...

Воспитывая «мужика», взрослые, как водится, бьют по самому больному. Сказать человеку, находящемуся в глубочайшей зависимости, «ты слаб» — значит усилить его зависимость многократно. И, в конечном счете, привести к тому, что жизнь он потратит на сбор доказательств обратного. Вот потому и не важно вовсе, идет речь о слесаре, генеральном директоре, олигархе или водителе автобуса. Все они могут оказаться маленькими мальчиками, продолжающими доказывать папе, что они на самом деле «мужики». Делать, разумеется, они это будут за счет всех остальных, а как же! Ведь суть в том и состоит, что мужиком нужно быть в глазах других. (Один очень крупный и известный руководитель, слывущий «настоящим мужиком», довел этот принцип до совершенства. Он ввел в своей компании специальные карточки для похода сотрудников в туалет. Представляете, какой успех: не то что муха без его ведома не пролетит — пописать секретарша не может!)

Надо сказать, самые неожиданные люди оказываются вовлеченными в этот дискурс. Так, когда-то в ранней юности меня поразила фраза, брошенная моей хорошей знакомой (по ее словам, убежденной феминисткой) об общем друге: «Он обижает девушку». Знаете, о чем это? Мне лично ни за что было не догадаться. Оказалось, девушка была не прочь с ним переспать, а он отказывался... Фраза задела и поразила меня, а позже выяснилось, что это такое «общее место», почти консенсус: если женщина просит (хочет/дает), отказывать «мужик» не может и не должен. На мой взгляд, получается настоящий сговор против мальчиков, в котором молчаливо участвуют даже те, кто вслух часто утверждает обратное.

Именно в сексуальных отношениях эта модель проявляется особенно ярко. Это и понятно, ведь речь о самой тонкой, самой чувственной области человеческого взаимодействия. Области, в которой действуют намеки и полутона. Но у «мужика» все работает иначе: он ведь по определению должен искать любой возможности добиться своего (каким бы ни было это «своё»). А женское дело — он в этом уверен — пожеманничать и дать. («Дать» — вдумайтесь в гадкий смысл этого глагола! Он сам по себе сводит прекрасную часть человеческих отношений к торговле и сговору. Насколько все было бы проще, если бы это понятие использовали только мерзкие тупоголовые самцы, но увы, как вам известно, это не так. Сговор — он ведь и есть сговор.)

Кстати, современные антропологи утверждают, что изначально мальчики готовы отказаться от первого раннего секса намного чаще, чем девочки. Может, конечно, и готовы... Но только кто им разрешит? Общество, стоящее над кроватью с канделябром, деловито загоняет мальчика в постель.

Пыхтя, сопя, потея, ему предстоит сыграть свою мужскую роль до самого конца и как следует. А потом непременно приукрасить и рассказать приятелям. Придумывая по ходу дела сальные подробности. Повторяя пошлости и гадости.

Всего один шаг остается после этого до превращения секса в поле боя в сознании «мужика». Еще раз напомню, как примерно выглядит эта дорожка: «Я должен быть сильным... я боюсь, что меня посчитают слабым... я должен доказать обратное... силу нужно постоянно демонстрировать... женщина, как папа в детстве, меня просто провоцирует и проверяет…» Ну а дальше, как вы понимаете, как будто само собой напрашивается представление женщин похотливыми самками…

Кажется, за мальчиков родители обычно волнуются меньше, чем за девочек. Очень часто мне говорили что-то типа "мальчики более стойкие, им сложнее нанести психологическую травму". Это совсем, совсем не так. Скорее даже наоборот: нужно очень постараться, чтобы эту травму не нанести. Ведь если, с одной стороны, время от времени сообщать мальчику о его неполноценности, а с другой — создать «мужские» предлагаемые обстоятельства, все вышеописанное произойдет почти само собой. А дальше остается только ждать, когда он подпалит землю под своими и нашими ногами...

Надеюсь, читатель понимает, что пишу я это не для того, чтобы оправдать какие бы то ни было формы насилия. Не значит это, конечно, и что любой мужчина, прошедший описанное, становится закомплексованным мерзавцем. Для того, чтобы развить предпосылки и человек стал насильником, нужны дополнительные условия и обстоятельства. Но разве не были вы поражены массовостью насилия (#янебоюсьсказать)? Разве не останавливалось у вас дыхание от понимания, что каждый из нас так или иначе «повязан» этой сетью...

Прекрасно растить сильных, благородных, честных, открытых, отзывчивых мужчин. Равно как и женщин, не так ли?

Делать это можно только одним способом: давая им право быть самими собой. Только в таких условиях наши дети могут осознать собственную мужественность и женственность. Понимая, что и первое, и второе проявляется по-разному, имеет тысячи оттенков. И напротив, если мы, бесконечно упрощая наш прекрасный мир, продолжим транслировать, что все сводится лишь к раз и навсегда определенным ролям, мы получим тех самых несчастных закомплексованных монстров.

К мамам, именно к мамам хочу я обратиться. Дорогие! Помогите сыновьям! Им очень, очень, ОЧЕНЬ тяжело. Дайте силы быть собой, просто быть детьми. Уберите «мужика» из дискурса. В любой формулировке и навсегда. Это не сделает их слабыми, напротив, их силы умножатся, ведь тогда они смогут получать настоящее удовольствие от того, что они мальчики.

А еще — расскажите про девочек. Про тонких и человечных. И мальчикам позвольте быть такими же... Чем вы рискуете? Попробуйте! И — кто знает — возможно, они не станут несчастными, оттого что через силу должны кого-то удовлетворять. Дайте им покой.

А пока катятся невидимые слезы по мальчиковым щекам. Но ничего, мальчики справятся. Они мужики, им нельзя плакать. От них ждут побед.

Звонок.

- У вас есть подготовительные группы?

- Подготовительные…к чему?

- Как, к чему? К школе, конечно…

Ах да, как же я мог забыть… точно! Ведь нужно готовиться! Все время – готовиться. В детском саду – к школе, в школе – к университету, в университете – к будущей работе… И так далее, пока, наконец-то не наступает пора начать подготовку к отдыху в лучшем мире.

Воистину восхитительный продукт мы предлагаем детям (а заодно и самим себе): подготовка к жизни вместо самой жизни! Головокружительная подмена, начисто лишающая человека настоящего.

Что же это мы? Так и хочется закричать, что есть силы: «Ребята, нас опять обманули!» Да-да, обманули, причем на этот раз на редкость жестоко и цинично. И, что особенно обидно, как и во всех подобных случаях, мы сами поддержали этот обман – в надежде на дополнительное удобство, дополнительные преференции в отношениях, дополнительный покой. Что может быть слаще иллюзорных надежд!..

«Занимайся, сынок, потом благодарен будешь» Когда это – потом? Кому сынок будет благодарен? За что? Не за то ли, что в настоящем он вынужден был под нажимом выбрать не то, чего хочется, что кажется важным в данный момент, а эфемерное и зыбкое будущее? Где вы, потратившие 30% своего детства на занятия игрой на скрипке? Отчего не слышно вашей музыки?

Сейчас потерпи – потом поймешь, сейчас выучи, потом пригодится, сейчас сделай то, чего не хочется, это ведь ради… Да и вообще – готовь сани летом. Даже ценой удовольствия от этого лета. Даже если зима никогда не настанет.

В чем выражаются результаты непрекращающейся, навязываемой, сжигающей самую суть детства, подготовки? В поступлении в ВУЗ? В получении достойной должности в будущем? Неужели вы и вправду думаете, что без школы, но с понимание собственной мотивации – чего я хочу здесь и сейчас – поступление (или, напротив, сознательный отказ от поступления) были бы невозможны? Что соответствие самому себе в будущем возможно, если все детство человека заставляли быть кем угодно, только не самим собой?

Увы, должен серьезно огорчить мечтателей: побочные эффекты подмены работают четко, как часы. Не будет никакой любимой должности, дающей возможность радостного саморазвития, никакого творческого периода в вузе, дарящего неповторимые ощущения познания мира и самого себя здесь и сейчас. Все наоборот, подсадка на ожидание приводит к катастрофическим результатам: прошедшие суровую школу подготовки, наши дети так и продолжат готовиться вместо того, чтобы жить – к возможному повышению по службе, к тому, что вот-вот – уже совсем скоро – появится больше денег (тогда и заживем), к тому, что завтра волшебным образом их отношения с близкими людьми изменятся, что с понедельника они наконец начнут делать то, что по-настоящему любят…

И все это в непрекращающейся попытке доказать самим себе, что эта подготовка и называется жизнью, что иначе и быть не может. Именно на этой попытке самоубеждения, кстати, и зиждется миф о будущей (и прошлой) детской благодарности. Ведь отказавшись от него, пришлось бы в чем-то признаваться, что-то менять. А менять мы, извините, не обучены – мы умеем только готовиться к изменениям…

«Если бы меня не заставляли, я бы…» Я бы – что? Возможно, выбрал бы другую профессию? Другой образ жизни? Вокруг меня оказались бы другие люди? Это плохо? Страшно? Что вообще это доказывает? Вечная полудохлая синица в руке…

Вот так и превращается жизнь, по хлесткому определению Фаины Георгиевны Раневской в «затяжной прыжок из п…ы в могилу».

Поразительно, но именно следуя этому навязанному подходу, мы часто не замечаем ни их роста, ни их новых стремлений, ни их открытий, и сами со временем начинаем провоцировать их не замечать нас…

Если спросить у родителей, каким они хотят видеть своего ребенка в будущем, большинство ответит "хочу, чтобы был счастлив, хочу, чтобы был добрым, отзывчивым, спокойным" и пр. Так отчего же мы так торопимся прервать их – с возрастом все более редкие – моменты счастья и покоя? Отчего если мы видим, например, как человек с удовольствием собирает конструктор (мечтает, рисует, смотрит мультфильм) , мы так часто повторяем «Пойди займись чем-то полезным». Ведь он уже занят этим самым «полезным». Этот страх, что время уйдет безвозвратно, мучает нас с каждым днем все больше и больше. Мучает потому, что мы и сами подсажены на эту сплошную подготовку к жизни.

Как это, у Достоевского? «Сознание жизни выше жизни, знание законов счастья – выше счастья»… Вот-вот…

Однако это еще не все, есть у этого подхода и оборотная сторона – еще пострашнее первой. В подготовительной парадигме мы и сами как будто становимся обладателями неограниченного времени на установление отношений с детьми. У них ведь вся жизнь впереди! А значит и мы имеем полное право «не париться». У нас уйма времени, мы еще успеем стать добрыми, тонкими, поддерживающими родителями, а пока – и мы поготовимся…Так вот, парьтесь! Времени на это нет. Если мы принимаем их жизнь именно как жизнь, а не как некий "разогрев", то и нам самим придется жить уже сейчас.

Пока мы учимся, как с ними взаимодействовать и осознаем правильность выбранного пути, у них, представьте, безвозвратно проходит детство. Для нас три года могут показаться мгновением, а для них - это бОльшая часть сознательной жизни (если, к примеру, им шесть или семь). И никакие разговоры о том, что у них "вся жизнь впереди", совершенно не помогают, да и кто знает, что там - впереди... Мы не можем сказать им "подожди пару лет - я научусь, как не обижать тебя". У них этой пары лет нет - они за это время превратятся из младенца во вполне самостоятельного человека, из ребенка в подростка, а то и вовсе окончательно вырастут.

Помните, в «Весенних перевертышах Владимира Тендрякова размышления про кошкино время? Про то, что у кошек и у людей время разное? Так вот, у взрослых и у детей время тоже совсем-совсем разное! Мы снова катастрофически не совпадаем. А они все равно готовы ждать, пока мы научимся, готовы помогать нам меняться, готовы прощать...

Только вот очень трудно ребенку бывает понять, как свести концы с концами, если вся жизнь впереди, но её никак не догнать...

Как-то мальчику по имени Лева задали сакраментальный вопрос: «Кем ты будешь, когда вырастешь». И он, не задумываясь, ответил: «Большим Левом». Понимаете? Он даже представить себе не может, что ему еще только предстоит кем-то стать – он ведь уже есть…

Это представление мы и разрушаем старательно, пока не разрушим вовсе, не сделаем их и в этом пункте себеподобными. Отчего? От страха? От обиды? От ненависти к самим себе?

Давайте-ка кончать с этим. Дети ведь и тут могут помочь – протянуть руку и вывести нас из этого нескончаемого лабиринта. Они-то, как раз живут именно здесь и сейчас. Нам остается просто заметить эту протянутую руку и начать БЫТЬ с ними. Прямо сейчас. Знаете, они ведь такие классные! Да и мы, честно говоря, тоже.

Лекция Димы Зицера «Свобода от воспитания» состоится в Шоколадном лофте 9 декабря в 19.30. Купить билеты можно тут .

Отчеты об отправке детей в школу напоминают документальные кадры проводов на фронт. Под несмолкающий плач Ярославны. Иногда с добавлением приправ в виде черного юмора, проклятий или обетов – в соответствии с личным вкусом автора.

Удивительно, что чаще всего о школе говорится как о некоем неизбежном зле, которое, склонив голову (или напротив, высоко подняв ее), нужно принять. Удивительно, потому что в других областях пассионарность большинства моих френдов не вызывает у меня ни малейшего сомнения. А тут – как будто находит коса на камень, как будто специально устраивается соревнование: у кого жутче впечатления от школы ребенка и у кого больше (глубже, шире) чаша терпения. «Держите меня трое, двое не удержат!.. Еще немного и я перейду на домашнее обучение! Еще немного и я поговорю с директором! Еще немного и я напишу министру! Еще немного – и я не знаю, что сделаю с этой школой!!!»

А вот интересно: "еще немного" – это сколько? Нет, правда, что должно произойти, чтобы родители начали серьезно относиться к своей функции (извините уж за такую формулировку) и влиять на образовательный процесс собственных детей? Не принимать все как есть, а именно формировать процесс и влиять на него. Я говорю о тех самых людях, которые, между прочим, являются главными заказчиками этой услуги. Вряд ли я открою Америку, сказав, что родители (если, конечно, они и вправду всерьез озабочены проблемами школы) вовсе не обязаны терпеть. Ни учительского хамства, о котором написал один из моих друзей, ни причесывания всех под одну гребенку, о котором упомянул другой, ни политических инсинуаций, которые описывает третий, ни–че-го. Если вы всерьез.

Так хочется сказать: «И не стыдно вам? Не обидно вам? Вы зубастые, вы клыкастые…» Или никакие не клыкастые вовсе? Или только вид делаете? Да еще и отговорки замечательные придумываете: как же он(а) жить-то будет, если не пройдет через «встал-замолчал-глаза на доску»? Ну, помилуйте, разве вы задаете этот вопрос серьезно? Разве действительно нужно на него отвечать? Ах,снова нужно – что ж, пожалуйста: для человека будет только хорошо, если он не пройдет унижений и насилия в детстве. Чудесно, если с раннего возраста он будет понимать, что и зачем он учит, если научится определять, что ему интересно. И так далее, и тому подобное. Уж сколько страниц на эту тему писано, и вашим покорным слугой в том числе. Но как будто все мимо. И потому я осторожно задаю себе вопрос: «А не являются ли все эти разговоры играми лукавых взрослых, да-да, включая и некоторых моих добрых знакомых? Не желание ли это быть в тренде? Да и совесть вроде почище: мы же страдаем за них и вместе с ними?.. Не знаю. И судить не берусь. Но ощущение от всего этого «так себе».

Мне кажется, большинство родителей при всем понимании происходящего никак не могут до конца поверить, что сила – реальная сила – на их стороне. Ведь единственное, чего действительно требует государство – это чтобы человек обязательно получал образование. Ну и, конечно, будучи не в состоянии сдержаться, государство же организовывает и форму и содержание обучения так, как нужно ему, а не вам. Ну и что? Реагируйте, организовывайте свой учебный процесс! Возможность влияния родителей на образовательную систему воистину огромна.

Вариантов действительно много. Но если про каждый из них говорить «мне это не по плечу, это слишком сложно/долго/дорого», если постояно сваливать все на закон об образовании (кстати, далеко не худший в его нынешней редакции), то ничего и не изменится.

Мои добрые знакомые в Калужской области поняли, что государственная школа их не устраивает, объединились несколькими семьями, да и организовали свою школу-общину. И отлично справляются. Да, естественно, им пришлось подумать, посоветоваться, кто-то из них полностью сменил жизненный уклад, ну так и дети-то ведь не чужие... И, кстати, и от процесса и сами от себя они теперь в полном восторге. На этом же пути находятся еще несколько известных мне семейных групп в разных концах России.

Перейти на домашнее обучение сегодня ничего не стоит: решили и перешли. Форм может быть сколько угодно – от индивидуального обучения до группового. От очного до дистанционного. И вовсе не обязательно это связано с огромными денежными затратами. Чаще – совсем не связано.

Считаете, что нет достойной альтернативы государственной школе – дело ваше. Влияйте напрямую на происходящее. Ребенку должно быть понятно, что вы на его стороне. Всегда. Что если и существуют причины, по которым он должен находиться в школе, его времяпрепровождение там является предметом договора между ним, учителем и вами. Что учителя – тоже люди, которые бывают разными, что вовсе не обязательно принимать беспрекословно все, что они предлагают. Что учителя можно поменять. Равно как и школу. И сами-то тоже поверьте в это, наконец. Если вы действительно озабочены всерьез…

Я, конечно, понимаю: встать и уйти к другому учителю, тем более на домашнее обучение, тем более открыть маленькую учебную группу, тем более частную школу – непросто. Непросто, но ведь возможно! Если вы всерьез...

Еще раз, друзья: не стоит считать школу неизбежным злом, да и не является она таковым. Все зависит от нашего отношения. И действия.

Дело было так: я приходил из школы, брал книгу и читал. Происходило это почти всегда за едой (просто, кажется, одновременно хотел и есть, и читать, а потом — засиживался над тарелкой). Читал я вместо приготовления домашнего задания, опаздывая на занятия музыкой, обманывая родителей. Такой вот у меня был секрет. Мой личный секрет. Я берег его изо всех сил и никому никогда об этом не рассказывал. Даже близким друзьям. Как только заканчивались уроки, я бежал домой, чтобы открыть любимую книгу. И некоторые из них я читал по много раз, стремясь снова и снова поймать яркие ощущения, пережитые прежде.

Должен вам сказать, я очень боялся, что меня выведут на чистую воду, раскрыв тот факт, что домашним занятиям физикой и математикой я предпочитаю Чехова и Толкиена. Поэтому читал я всегда сидя перед окном и поглядывая одним глазом, не идут ли родители. И как только они появлялись перед парадной, я захлопывал книгу и сломя голову бежал в свою комнату, где заранее мною была поставлена мизансцена приготовления домашнего задания. И однажды я, естественно, был застигнут за моим постыдным занятием. Когда тайное стало явным, ругали меня довольно сильно. Признаюсь, читать я после этого случая не перестал, но к конспирации начал подходить более ответственно, а ДЗ научился списывать еще в школе — по окончании уроков.

Я почти уверен, что часть моих читателей вздохнет сейчас: «Ах, если бы у нас было так!... Если бы мой ребенок читал вместо зависания в компьютере, я бы все отдал(а) за это...» Увы, друзья, это неисполнимое желание, ведь у каждого родительского поколения свои испытания, и нынешнее — «испытание технологиями» — не хуже и не лучше прежних. Думаю, поколение наших прабабушек и прадедушек, открывших саму возможность читать книги для собственного удовольствия, было возбуждено именно так же, как поколение наших детей, открывших технологии. И их родители, в свою очередь, боюсь, тоже были, мягко говоря, не в восторге. А впрочем, возможно, были они более продвинутыми, чем мы с вами...

Что, собственно, и было-то у нас, в нашем детстве, кроме чтения? Им поверялась цена товарищества, по принципу «читал — не читал» мы находили партнеров, умение процитировать к месту строку-другую становилось знаком качества. Помимо этого, чтение действительно было чуть ли не единственным, практически ультимативным занятием интеллектуала... Вот мы и ищем — кто сознательно, а кто бессознательно — реализации той же модели, в которой росли мы сами. И если в нашем детстве айпада не было, будь мы даже самыми рефлексирующими в мире родителями, понимающими, насколько мир изменился, мы все-таки стараемся устроить им детство, похожее на наше собственное: чтение — все, компьютер — ничто!

Да-да, я пишу все это, поскольку так же, как и вы, не раз ловил себя на желании заставить детей предпочесть чтение всем остальным занятиям. Я, как и большинство из вас, много раз слышал избитую мантру «чтение — залог успеха в жизни». И раз за разом убеждался и в том, что сегодня это, мягко говоря, не совсем так. Я встречал множество молодых людей, не умеющих отличить слог Толстого от Кафки, которые были при этом яркими, интересными личностями, объектами для подражания, с ними хотелось общаться и дружить. Да что там говорить, Герман Гессе в своем «Степном волке» описал эту ситуацию исчерпывающе полно.

Повторюсь: ничего тут не поделать, наше с вами детство было устроено совершенно иначе. В нем не было ни компьютерных игр, ни любых фильмов на расстоянии вытянутой руки, ни такого безграничного доступа к музыке. И когда очередной папа выставляет себя героем, заявляя сыну что-то вроде «в твои годы я прочел в три раза больше, чем ты...», он в лучшем случае лукавит. А в худшем — абсолютно не понимает и не хочет понимать, чем живет его ребенок, каково ему в нынешнем детстве. Именно вследствие этого воистину трагического непонимания, сталкиваясь с современной действительностью, мы впадаем в настоящую истерику: еще бы, ведь кажется, что наши дети практически идут по минному полю! Сами-то мы совсем не знаем, каково это — расти в непрерывном потоке информации, играть в компьютерные игры, не выходить ни на час из социальных сетей. А на деле, продолжая симулировать мудрость и делая вид, что нам все понятно, мы панически боимся. Ага, просто боимся современности, зараженные этой обычной, старой как мир, болезнью взрослых.

Я, как вы, наверное, уже поняли, сам человек читающий и ценящий книги. Да чего там скрывать: я по одному из своих образований учитель литературы. И мечтаю, чтобы наши дети умели пользоваться этим удивительным инструментом познания, исследования, саморазвития. Инструментом важным, но далеко не единственным. Общаясь с современными детьми, учась вместе с ними, восхищаясь их глубиной, творчеством, всезнайством в лучшем смысле этого слова, я убеждаюсь, что наша борьба вызвана не более чем обычными родительскими страхами. А там — до чего дотянемся, за то и поборемся...

В двадцатом веке выросло поколение, способное читать в свое удовольствие — это действительно здорово! Вот только, к моему огромному сожалению, корреляция между счастьем и количеством прочитанных книг, мягко говоря, неочевидна. Чтобы не сказать, что она отсутствует.

Как-то раз моя добрая знакомая рассказывала, что ей удалось отточить читательский навык до недосягаемой высоты: однажды во время секса она поймала себя на том, что автоматически читает корешки книг, стоящих в спальне... На мой взгляд, вне зависимости от напрашивающихся спекуляций о качестве секса, этот случай — яркая метафора нашего взрослого отношения к чтению.

Я далек от утверждения, что современные фильмы, игры, музыка должны заменить книги. Я просто честно заявляю, что не знаю, что тут к чему. А вы, знающие и убежденные, откуда, если не секрет, черпаете свою уверенность? Исследований на эту тему пока практически нет. Не из страхов ли соткана эта исступленная убежденность, не страх ли заставляет вас в очередной раз раздражаться: «Выйди наконец из-за компьютера и почитай!»

Знаете, один папа как-то рассказал мне такую историю: его сын более трех месяцев был болен и не мог посещать школу. А вместо этого, наоборот, подсел на популярную игру «Майнкрафт». Так вот этот папа, обогащенный советами современных психологов, решил, что помочь сыну он может, только пройдя тот же путь. И, по его словам, он начал играть. А дальше цитата: «Вот играл я, играл и выбрался только через три дня». Смешно? Плохо? Хорошо? Что тут правильно, а что нет? Как понять? Он ведь просто окунулся в мир интересов своего сына и поразился тому, насколько этот мир увлекателен.

Мне, конечно, знакомо главное взрослое опасение: игры могут быть крайне глупыми, фильмы — жестокими, а сеть так и кишит порнографией. Безусловно, опасность существует. Та же опасность, что заключена в книгах, в играх во дворе, в общении с приятелями. Ну так и входите смелее в эту дивную новую жизнь, чтобы оказаться внутри вместе с самыми дорогими людьми, чтобы суметь разделить их радости, помочь им в нужный момент, наконец.

Что вы знаете про Skyrim? Или про Assassin's creed? Вы понимаете, что это целый мир, требующий от наших детей умения анализировать, сопоставлять, обращаться к первоисточникам?

Умеете ли вы отличить на слух How to Destroy Angels от Sunny day real estate?

Сколько раз вы смотрели Watchmen? А Inception? Что можете сказать по поводу увиденного?

Нет никакого позора, если ваш ответ «мы этого не видели и не слышали», только как вы можете утверждать в таком случае, что чтение — более увлекательное времяпрепровождение? Или более полезное? Да и противопоставление одного другому, согласитесь, выглядит не слишком убедительно. Так, может, пора перестать кичиться собственным невежеством?

Это их язык! Добро пожаловать в современный мир! Как сказал мне однажды один мой юный друг, вольно или невольно процитировав Деррида, «это и есть наш современный текст!» Мы же, увязшие в нашем так и не прожитом до конца прошлом, вместо того чтобы лихорадочно учиться, всеми силами пытаемся организовать им наше собственное детство. Убогое и одномерное.

И вместо того, чтобы им позавидовать, чтобы сделать все, для того чтобы не отстать, чтобы получить и принять новые инструменты взаимодействия с миром, которые помогут и им, и нам, мы тычем их в наши старые книги (часть из которых так и остались непрочитанными), хватаясь за полузабытые цитаты и ностальгически вздыхая пред экраном.

Они играют. Переписываются в соцсетях. Читают посты друзей и пишут свои. Слушают музыку, о которой мы и понятия не имеем. А мы — боимся. И правильно делаем. Ведь это такое родительское дело — бояться... Но если мы хотим оказаться с ними на одной стороне, нам ничего не остается, кроме как просить их помочь нам понять, чем именно они заняты. В нашем детстве такого не было. Мы не знаем, о чем речь. В отличие от них. Они знают. Возможно, не до конца понимают. Но их детство таково. И если мы будем прилично себя вести, возможно, они нам расскажут, каково это — детство с компами. А иначе нам так и придется спекулировать на собственных страхах и манипулировать их любовью и доверием...

Стоит ли?

Моя младшая дочь как-то заявила: "Все-таки для многих взрослых дети - игрушки". Выяснилось, что к такому выводу она пришла, когда совершенно незнакомая женщина позволила себе потрепать ее по щечке, потрогать волосы, спросить, настоящие ли у нее кудряшки. То есть, говоря взрослым языком, отнеслась к ней, как к объекту, который по собственному желанию можно потрогать, погладить, поиграть с ним, наконец. Желанием объекта, понятно, в этом случае обычно не интересуются (действительно, кто же спрашивает игрушку, хочется ли ей играть!)

Априори считается, что у взрослых есть право вторгаться в мир человека по собственному желанию, даже без предупреждения - просто так. И все это только по одной причине: потому что он младше (ср.: другого цвета кожи, другой веры, другого размера, другой национальности и т.п.) Как на самом деле для вас выглядит эта ситуация легко проверить. Представьте, что проходящий мимо человек таким образом повел себя с вами: "Ах, какие мы красавицы (или красавцы)!" И, эдак, по попке... Не правда ли, пощечины ему не избежать? Ну или, как минимум, жесткого ответа. Да что там, по попке, часто обычный вопрос слышится многим, как недопустимая фамильярность.

В чем же разница? Не в том ли, что маленький не может дать отпор, и наше умиление кажется достаточной причиной для таких, с позволения сказать, дружеских проявлений? "Ну что вы, я же с благими намерениями!" – изумленно отвечают обычно в подобных случаях. "У меня и в мыслях не было обидеть ребенка, - наоборот!" (уверен, это можно отнести и женщине, которая встретилась моей дочери). В том-то и штука, что такое поведение часто считается нормой. Если именно сейчас взрослому захотелось поговорить ("Сколько тебе лет? Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Сколько будет пятью пять? Почему мы не улыбаемся?) - вынь да положь ему взаимодействие. Ребенок должен отвечать, не имеет права на стеснение, на молчание, на элементарный отпор. Он должен безропотно терпеть чужие прикосновения, идиотские комплименты, неискренние вопросы. Мало того - должен вести себя в соответствии с представлениями окружающих, а не то его еще и оценка взрослого может настигнуть: "Хорошие детки так себя не ведут! Я же тебе столько раз говорила! А почему мы не отвечаем, мы что стесняааемсяааааа?" О, это "мы"!...

"Не отвечаю, потому что не хочу! Уберите свои руки! Простите, но мне не до вас сейчас!" – вдумайтесь: эти ответы кажутся вполне логичными в подобных ситуациях, но нет у них такого права. Мы сильнее, мы заставим, мы вытащим из них нужное нам поведение. В подобном положении оказывались в разных странах и в разные эпохи многие группы людей: рабы, женщины, черные, что перечислять - много еще кто. И дискриминация по возрасту мало чем отличается от любых других типов дисриминации.

Увы, речь снова идет о самом банальном насилии. И часто - возьмем, к примеру, женщин - такое поведение прикрывается чудовищной ложью - они не достаточно развиты, они не способны понять, они требуют опеки и пр. Ну а рядом, конечно, и традиционное обожествление - "О, прекрасный женский образ! ..." ("О, дети - это просто ангелы»).

Так что и объяснения типа: им самим это нравится, только так с ними и можно, мы хотим, как лучше, - как говорят нынешние дети - "не катят". Им не нравится, я знаю точно. Откуда? Просто многие из них мне об этом говорили. Хотите - спросите сами!

Именно так одна измученная мама отрекомендовала мне своего трехлетнего сына. «Я чувствую, что просто готова его задушить, когда он устраивает очередной спектакль! Я устала от истерик по любому поводу!» По словам несчастной женщины, поводы для «спектаклей» действительно бывали самые разные: от «не хочу есть/спать/гулять» до «купи игрушку». Одним словом, классика.

И то правда: по моим наблюдениям ничто так не приводит родителей в состояние безысходности, как детская истерика. Оно и понятно: если в других ситуациях мы худо-бедно представляем себе, как себя вести – находим слова, советы, можем, наконец, просто прикрикнуть, тут чаще всего наши привычные инструменты просто не действуют. Мы часто оказываемся в положении человека, который пытается что-то доказать, в то время как его не видят и не слышат – говори-не говори, разница невелика… Все это, зачастую, еще и в присутствии непрошенных зрителей. И вот мы уже обнаруживаем и самих себя в состоянии если не истеричном, то близком к нему.

А что действительно происходит с нашими детьми? Что приводит их в это исступление? И как быть нам? Как сохранить их и самих себя?

Я постараюсь быть практичным. Начну с главного вопроса: почему, собственно, детские истерики выделяются в некий особый подвид истерик? Разве есть в данном случае принципиальная разница между детьми и взрослыми? Это, позвольте, какая же? В состоянии истерики человек вне зависимости от возраста не может совладать с собой, ему по-настоящему плохо, он не в силах поменять действительность привычным способом, не справляется с осознанием происходящего. Вот из этого, как мне кажется, и нужно исходить. Не потому ли мы выделяем детские истерики в отдельную группу, что слабых проще обвинить в несдержанности и невоспитанности, что легче подвести теоретическую базу под это неприятное и часто непонятное для нас явление? Конечно, в разном возрасте, а тем более у разных людей реакции на действительность несколько различаются. Именно поэтому нам чаще всего проще объявить причину детских расстройств несущественными причинами, в отличие от расстройств взрослых. Подумаешь - игрушку не купили! Подумаешь, не дали доиграть! Да, представьте, это может быть причиной очень серьезного огорчения, ведь все, как известно, относительно, и судить о глубине детского горя можно только в их, детской, системе координат. А критериев для такой сущностной оценки, увы, у нас попросту нет. И этот факт нам, взрослым, хорошо бы принять и запомнить. Да и сам человек ведь далеко не всегда знает, что и почему с ним происходит. (Разве мы с вами всегда понимаем, отчего именно впадаем в то или иное состояние?) Поэтому говорить о причинах истерик в определенном смысле бесперспективно. Равно как и бесконечно повторять один и тот же унылый вопрос: «почему ты кричишь?»

Давайте по существу. Я бы предложил вместо того, чтобы привычно искать манипулятивные способы прекращения неприятных нам проявлений близких, отнестись к ним по-человечески. Думаю, что в первую очередь человека в истерике жаль. Это нормально - жалеть того, кому плохо, не так ли? Вот и давайте сообщим ему об этом. Это ведь часто так важно - услышать, что тебя жалеют. (Понимаю, что я сейчас отторгаю группу читателей, находящихся внутри военно-подросткового комплекса-уверенности, что жалость унижает. Но про это, боюсь, невозможно говорить всерьез без клинического психотерапевта, поэтому предлагаю эту тему отложить до лучших времен). Важно просто сообщить человеку, что мы его ВИДИМ, что заметили его огорчение, что сами этим огорчены. Да-да - просто сообщить, желательно спокойно, обняв, так чтобы он нас услышал.

Далее. Предлагайте помощь. Именно такими словами: «Чем тебе помочь?» Спрашивайте, что нужно человеку для того, чтобы справиться с этим тяжелым состоянием, предложите стакан воды, предложите умыться. Не уставайте помогать. Если помощь отринута, просто отойдите - пусть он побудет с самим собой. Пусть у человека будет возможность проверить (и со временем наладить) собственные механизмы перехода в другое состояние.

Третье. Стоит объяснить нашу позицию. Что мы не умеем, не готовы общаться сейчас и таким образом (чаще всего это и является правдой). Это может звучать примерно так: "мне, честное слово, очень тебя жаль, я очень тебя люблю, я с радостью помогу тебе, чем могу, но общаться в такой форме не стану, поскольку не умею (мне это неприятно, мы ничего не достигнем, я нервничаю, я не могу так разговаривать и т.п.)" Разговор по существу сейчас невозможен, не злитесь: злиться просто не на что! Ведь истерика в 90 процентах случаев не имеет отношения к ее изначальному предмету. И, поверьте, ребенок способен это понять. Важно развести - и для самих себя тоже – его нынешнее состояние и предмет разговора. И позиция наша должна быть твердой.

Если мы и сами чувствуем, как впадаем в "пограничное" состояние - самое время заняться собой (тот же стакан воды, глубокий вздох нам наверняка помогут. См., например, статью "Тело как педагогический инструмент» ). О предмете истерики (если он вообше существует) можно и нужно говорить только через некоторое - значительное - время после того, как человек успокоится. Ведь "внутри" он ничего не услышит, он переполнен горечью и жалостью к самому себе (замечу, справедливой жалостью). Если мы хотим добиться когнитивной фиксации, то есть осознания человеком какого-то факта (на улице холодно, мы торопимся, я не согласен с тем, что ты льешь воду на пол, не хочу и не могу слышать, как ты кричишь, у меня действительно нет денег на игрушку), необходимо вести беседу, когда все ее участники спокойны, когда им комфортно. То есть через несколько часов, а иногда и через несколько дней после события. В противном случае мы только распаляем и обижаем и собеседника, и себя самих.

Я беру на себя смелость гарантировать, что при соблюдении этих простых человеческих правил, постепенно от т.н. истерик не останется и следа. Проверено и исследовано. Неоднократно.

И последнее: тот факт, что у ребенка не хватает собственного опыта для изменения своего состояния, не делает его плохо воспитанным, распущенным, избалованным, а лишь более уязвимым. А это значит, что просто пора вспомнить о нашей родительской роли. И предложить защиту и помощь.

Правило номер один

Займитесь собой. Если до этого момента у вас не было личной практики осознанности, самое время ее завести. Найдите то, что вам по душе. В противном случае, вы постоянно будете искать к чему придраться в своем ребенке.

Правило номер два

Дышите. Когда вы разговариваете с человеком, у которого внутри революция (в данном случае — революция, связанная с т.н. “переходным возрастом”), всегда в начале разговора нужно физически вдохнуть. Это не фигуральное выражение. Глубокий вдох — и поехали. Всегда-всегда, даже если мы разговариваем на приятную тему.

Правило номер три

Принимать их такими, какие они есть. Но это легко сказать, а что это такое и как это — принимать? Напоминайте себе, что вы находитесь сейчас с любимым человеком, которому больно, да-да: больно, даже если вам кажется, что ему хорошо. Помните сказку Ганса Христиана Андерсена о Русалочке, которой ужасно больно, когда она ходит? Человек в переходном возрасте примерно так и живет: он все чувствует намного ярче, чем мы с вами — и когда ему хорошо, и когда плохо.

Правило номер четыре

Идите у него на поводу. Даю этот совет с осторожностью, но всем сердцем. Если, например, человек в возрасте 15 лет приходит домой и говорит: “Я хочу мороженое”, значит, он верит в то, что вы ему это мороженое дадите, что вы — партнер. Ведь он достиг возраста, когда может и сам взять все, что хочет. Помните это, восхищайтесь тем, что ваши отношения таковы и “дайте мороженое”.

Правило номер пять

Напоминайте себе, что это ваш любимый человек. Он пробует разные способы взаимодействия с действительностью. И если он валяется на кровати и смотрит в потолок, это не значит, что он бездельничает. В этот момент у него проходит колоссальная душевная работа. Как каждый из нас, он имеет право лежать и думать.

Не правда ли, когда у нас начинается новый роман, нам вдруг становится безумно важно, что этот человек любит, чего не любит, какую еду ест, какие фильмы смотрит, в какие компьютерные игры играет. И если он лежит на кровати и смотрит в потолок, нам кажется, что он лучше всех в мире лежит на кровати и смотрит в потолок… Так вот, я желаю вам такого же отношения к вашему ребёнку – головокружительного романа с ним.

Правило номер шесть

Рассказывайте о себе. Даже если вам кажется, что его это не интересует. Как ваш день прошел, что у вас получилось, что нет, чего вы боитесь. Это ваш шанс на связь сейчас и в дальнейшем. Не работает с людьми в этом возрасте “Что было в школе? Как прошел день?”. Он уже рассказал, кому надо, как прошел его день. Все, что вам остается, это рассказать, как прошел ваш. И тогда не исключено, что он расскажет о себе. Или, во всяком случае, будет знать, что если ему захочется поделиться, есть ухо, готовое выслушать.

Правило номер семь

Помните о том, что у него появляется много новых интересов. И это будет сумасшедшее счастье, если он пустит в эти новые интересы вас. Бессмысленно затягивать его в старые. Поздно. Если вы — любитель-рыболов, и до 11 лет он не “подсел” вместе с вами на рыбную ловлю, шансы, что он полюбит это занятие, невелики. Зато, если вместо рыбалки он начнет метать копье, у вас появляется шанс пометать копье вместе с ним. Помните, что рядом с вами находится цельная, органичная, самостоятельная личность, и вы можете познакомиться с этим человеком заново.

Главное правило:

Создайте ребенку тыл. Человеку он нужен. Особенно в переходном возрасте. “Передовой” ему хватает и без вас. Пусть дом станет для него тылом – где можно побыть слабым, помолчать когда хочется, просто отдохнуть.

О кризисах

У нас и до подросткового много кризисов проходит самых разных. Мы действительно, как учат нас психологи, во многом замешаны на том, что с нами происходит в первые три года жизни. Около трех лет мне становится вдруг ясно, что я — самостоятельная личность. Огромное количество моделей и привычек остаются со мной с того возраста. И способ, которым я проживаю подростковый период, на 90% зависит от того, что было раньше в моей жизни.

Около семи лет приходит открытие, что вокруг много личностей-миров помимо меня, с которыми я могу вступать во взаимоотношения.

А в так называемом переходном возрасте, при сумасшедшей условности этого определения, я начинаю двигаться совсем-совсем самостоятельно и понимаю, насколько мой мир определяет мою жизнь. Открываю, что вообще-то огромное количество того, что в моей жизни происходит, очень во многом зависит от меня, моего внутреннего состояния, моего отношения к событиями.

И это, конечно, революция. Она не обязана быть кровавой: экзистенциальная революция не равна Октябрьскому перевороту. Это пересмотр модели, в которой мы живем: чем больше я всего попробую в этот период, тем интереснее мне будет жить дальше. Проще или нет, это другой разговор. Но интереснее, точно.

Конечно, как во всякую революцию, мне живется непросто. Нужно понимать, условно говоря, кто за красных, а кто за белых. И, к счастью или сожалению, именно поэтому возникают полюса: когда я сначала кого-то или что-то безраздельно люблю, а потом так же безраздельно ненавижу. В этот момент я пробую мир на ощупь, учусь понимать его интуитивно, и от этого зависит очень много.

О человечности

Что такое человечность? Мое право сомневаться, ошибаться, брать назад свое обещание, не брать и выполнять, право противостоять инстинктам или следовать за ними. Проверка собственной человечности, в прикладном смысле этого слова, и есть переходный возраст. Мне кажется, фраза из Священного Писания “Царство Божие в тебе самом” — это слова переходного возраста. Все в тебе самом, все внутри, огромный мир.

Наша задача, окружающего мира, взрослого мира, — свести понятия свободы и ответственности. К сожалению, принято считать, что человека в этом возрасте надо опекать со всех сторон. А я могу посоветовать в этом возрасте как можно больше “отпускать его в самостоятельное плавание”, давайте ему возможность и право трогать мир на ощупь и проверять. Это может выражаться в самых разных действиях, как близких сердцу родителей, например, читать, смотреть спектакли, получать новые культурные впечатления, так и не близких им, например, знакомиться с большим количеством людей, пробовать разные модели коммуникации.

Об изменениях в отношениях

Сомнение — главное качество переходного возраста. 13-17 — это возраст сомнения и лихорадочной проверки всего на свете. Ведь у меня теперь появились силы отказаться, сказать: “Не хочу, и все!”. Я честно могу задать себе разные вопросы: люблю я Оскара Уайльда или нет? Люблю я проводить вечер за компьютером, или это навязано моими сверстниками? А на самом деле я люблю суп? Я осознаю, что имею право не полюбить суп, не вдохновиться фильмом, про который родители сказали: “Ты обязан его посмотреть!”. У меня появляется право сказать “нет” и сказать “да”.

У родителей в этот период тоже происходит открытие. Это ведь колоссально — смотреть на сына или дочку в переходном возрасте и понимать, что любимый человек около тебя является огромным миром, часто новым и незнакомым. Другая сторона этого открытия: вас могут послать к черту, по-настоящему. Если в 10 лет родитель произносит: “Доешь суп, иначе ты не встанешь из-за стола”, и, давясь, ребенок этот суп доедает, то в 14 лет нет никакого шанса, что он его доест. Он просто встает и уходит, и взрослый в этот момент теряет с ним связь и ужасается: “Он, что, сейчас навсегда ушел из-за стола?”

О тыле

Ребенок должен знать, что у него есть убежище. Если у него дома передовая, он будет оттуда убегать. Каждый из нас ищет такое убежище. Это может быть другой человек, компания, группа Вконтакте. Все, на самом деле, очень просто: мы уходим от тех, с кем нам плохо. И хотим быть с теми, с кем нам хорошо.

Когда я сам был в переходном возрасте, мне повезло, у меня был адрес, место, куда можно было уйти, потому что там хорошо и тебя понимают. Куда ты идешь не из чувства противоречия, не потому, что никого больше нет, а совершенно наоборот. Это было делегатское собрание ТЮЗа, околотеатральная организация, которую когда-то придумал сам Брянцев для беспризорников, веря в то, что театр — гениальное структурирующее и изменяющее пространство.

Я туда пришел, и оказалось, что там много таких, как я. А вместе переживать намного легче. Задним числом я могу точно сказать, что меня это во многом спасло. Такое “спасение” должно быть у каждого. Естественно, своё.

О родительских страхах

Родительское дело — бояться. Если взрослые отдадут себе отчет в том, что они боятся, это станет первым шагом к пониманию, что дело в них. И что мучить из собственного страха другого человека — это, как минимум, неприлично. Бояться и понимать, что я боюсь, — дело хорошее.

Ни в коем случае нельзя шпионить: читать личные дневники, переписку, копаться в вещах. Это точно предательство. Объявление войны. Что вы потом будете делать? Просить прощения всю жизнь? А главное, это ничего не дает.

Надо помнить, что я сделать уже ничего не могу. В 10 мог, в 14 уже нет.

Что мне остается? Только встать на его сторону. Только оттуда я могу получить доступ к влиянию: взаимодействовать, спорить, убеждать.

Допустим, мой 14-летний сын или моя дочь поздно приходят вечером, и у нас настолько потерян контакт, что я не знаю, где он и с кем. Я могу запретить ему поздно приходить, и мы понимаем, что будет после запрета: скандал и ломка отношений. Альтернатива: признать, что я боюсь. Я лежу в кровати и боюсь, и жду, когда он придет, и засыпаю только когда слышу, что хлопнула входная дверь. Это родительство, ничего с этим не поделаешь.

Я могу сказать ему о том, что я боюсь, рассказать, что чувствую. Могу попросить его приходить не поздно, звонить мне. Потому что это нормально — просить любимого человека что-то сделать для нас, особенно, если мы тоже что-то делаем для него.

Переходный возраст — штука сложная. Это период единения с близкими, а вовсе не сражение не на жизнь, а на смерть, как иногда принято его представлять. И самые замечательные родители, перепутав первое со вторым, могут запросто испортить отношения со своими детьми. Причём надолго.

Никогда не поздно начать. Если вы потеряли связь и доверие, просто вернитесь к тому, о чем мы говорили выше.

И — чудесных вам приключений переходного возраста!

Источник: pravmir.ru (Интервью подготовила и записала Настя Дмитриева )